Сергей Юрьев: Осколок зеркала (сборник)

Войною идут на отцов сыновья,
А старая вера – на новую веру,
Дверными цепочками лязгают двери
За тем, чья правда уж слишком права.

Конечно, молчащие будут правы
В своём необузданном знании меры,
Считая находки, считая потери,
Считая, что нам не сносить головы…

Пусть память в загуле, а время в бегах,
Я чувствую ветер – мы рубим канаты!
И будут восходы, и будут закаты,
Снега выпадают, и тают снега.

Время не бросает нас, а кружит,
Мы не делим ни любовь, ни власть
В спорах бесконечных и ненужных,
В спорах не спасительных для нас.
Пусть не всех нас делает счастливей
Ничего не значащая ложь,
Каждый день по-старому наивен,
Каждый день по-новому хорош.
Слишком поздно или слишком рано
Наши дни являются на свет…
В каждом не загаданном желанье
Спрятан одинаковый ответ.
Память – не в тоске об уходящем…
Пусть уж боль и счастье напоказ
В спорах бесконечных и пьянящих,
В спорах не спасительных для нас.

Есть четыре стены, между ними четыре угла,
Телевизор в углу, в том, где раньше висели иконы,
По-хозяйски расставлены тонкие ножки стола,
И людей толкотня где-то там, далеко под балконом.
Только в мире давно уж нет веры большим городам,
И едва обозначит рассветом домов очертанья,
Мы однажды уйдем к незнакомым пока берегам,
Если только, конечно, не верить ничьим предсказаньям.
Ветер смоет следы наши в серой дорожной пыли
К стародавним, заросшим, забытым людьми переправам,
В край, где жизнь человечью нельзя разменять на рубли,
Где на совесть и честь суета не находит управы.
Мы не знаем молитв, только это как раз не беда,
Восклицаньям вдогонку негромко шуршат причитанья,
И за нашей спиною погасят огни города,
Если только, конечно, не верить ничьим предсказаньям.
Мы оставим пророчества все толкователям снов,
Да о чем говорить, ведь ничто в этом мире не ново,
Но мы вспомним значенье когда-то разменянных слов –
Сотворение мира всегда начиналось со слова.
Начинается день, и в пути мы встречаем восход
Над эпохой, которой никто не придумал названья,
Над прекрасной эпохой, которой конец не придет,
Если только, конечно, не верить ничьим предсказаньям.

Мы уходим в предутренней мгле,
Не читая слепые приметы,
На восход, подаривший земле
Молодую религию света.
И пророки походных колонн
Сочиняют под скрежет тележный
Философию праведных войн,
Философию нежности грешной.
Купол ночи зажжен изнутри,
Горизонт лег последим порогом,
И в огонь сумасшедшей зари
Упирается лента дороги.

Ни болью, ни страхом, ни верой
Меня не изгнать из страны,
Которую памятник серый
Хранит от войны до войны.
Под этой рукой всемогущей,
Умелой и мертвой рукой
Мы строили райские кущи,
Мы строили вечный покой.
И тысячи бронзовых пугал
Не дремлют, никто не забыт
Забвением, загнанным в угол,
Одетым в бетон и гранит.
Над домом дарующих блага
Властителей мыслей и тел –
Кровавые сполохи флага,
Восход вызывающе бел.

В каком-нибудь вестфальском старом замке,
Что помнит первых Штауфенов тени,
Что скуплен на корню каким-то янки,
Шатаются без дела привиденья.
Забыв генеалогию свою,
Они промеж собою выясняют,
Чей дух был в теле внука Барбароссы,
Который на турнире сокрушил
Семь рыцарей английских или датских,
А может – семь племен индейцев сиу,
А может быть – семь русских броненосцев,
Затопленных у острова Цусима,
А кто не верит – может посмотреть.

В каком-то городе провинциальном,
Где к ночи свет в окне – такая редкость,
А фонари на улице побиты
Еще две революции назад,
Бредет подслеповатый караульщик
И вновь кричит: «В Багдаде всё спокойно!»
И лупит колотушкой что есть сил,
Чтоб горожане мирно засыпали,
Поверив, что в Багдаде всё спокойно,
А раз спокойно где-то, то и здесь
Всё может быть спокойно этой ночью.

А где-нибудь в верховьях Амазонки
Затеряно невиданное плато,
Где не был ни ученый, ни солдат,
Ни браконьер, ни пастор, ни чиновник,
Чтобы присвоить имена свои
Ручьям, цветам, деревьям и нагорьям.
И чудища, что здесь пока живут
По странным и невиданным законам,
Признали бы как ровню человека,
Еще не зная привилегий тех,
Что он перед природою имеет.