Себастиан Брант - Корабль дураков; Избранное

Мной предназначен той девице.

Пусть коротают век, любя!»

«Да боже упаси тебя! —

Воскликнул Петр. — Не поспешай!

Ей за добро добром воздай,

Хорошего ей мужа надо!»

А господа взяла досада:

«Молчи-ка лучше, куманек!

Тебе все это невдомек!

Она должна кормить лентяя,

Его ко благу приобщая,

Иначе быть ему в петле

За прегрешенья на земле.

А мужем праведным девица,

Пожалуй, может возгордиться.

Вот ей лентяй и дан в мужья:

Творю обоим благо я!»

Из этой басни вывод главный:

Бог часто брак творит неравный.

Пусть облегчают крест нести

Друг другу муж с женой в пути.

Вдвоем свершая жизни труд,

Пусть оба счастливо живут.

Ведь старики-то говорят:

Бывает брак на разный лад,

Но, будь хорош он или плох,

Все к лучшему свершает бог.

Пусть воля божья зиждет брак!

Ганс Сакс об этом мыслит так.

215

Вчера я под вечер гулял

По площади и размышлял,

Стихи слагал я в эту пору.

Вдруг девушка предстала взору,

Какой, наверно, и во сне

Не доводилось видеть мне.

Была та девушка красива

Лицом и сложена на диво,

Как римская Лукреция. 216

Желая насмотреться, я,

Как вкопанный, остановился,

И, глядя на нее, дивился,

И молча думал: кто она?

Но тут, спокойна и нежна,

Она пошла ко мне навстречу

И, обратясь с учтивой речью,

Спросила, что я здесь стою.

Я отвечал: «За жизнь свою

Не видывал я женщин краше.

Взирая на красоты ваши,

Я сам не в силах глаз отвесть.

Семь прелестей, какие есть,

Все в вас природа совместила».

«Кто вам сказал, — она спросила, —

Что прелестей у женщин семь,

А больше нет у нас совсем?»

Я отвечал ей: «Повсеместно

Семь женских прелестей известны».

Она ж мне: «Ведомо давно

Ученым людям, что должно

Число всех прелестей равняться

Шесть на три, то есть восемнадцать.

Три маленьких, во-первых, есть,

Три длинных надо к ним причесть,

И, в-третьих, мягких три и нежных,

И три, в-четвертых, белоснежных,

И, в-пятых, алых три нужны,

И три, в-шестых, как смоль черны».

Я ей сказал: «Просить я смею,

Чтоб рассказали вы яснее,

А то не понял я, увы!»

Она мне: «Коль хотите вы,

Все прелести могу назвать я,

Лишь сделаю одно изъятье;

Увидите, что я права.

Три маленьких идут сперва:

Две ножки малые — красотки

И подбородочек короткий.

Затем в трех длинных скрыты чары:

Два — это бедер длинных пара

И третья — длинная коса.

В трех мягких тоже есть краса:

Тут, кроме ручек нежных двух,

Животик мягкий, точно пух.

Три белых отгадать — не шутки;

Так знайте: то две белых грудки

И шейка белая одна.

Три алых я назвать должна:

То алых щечки две сначала,

А третьим будет ротик алый.

Три черных кончат мой рассказ:

Два — это пара черных глаз,

Но вам сказать о черной третьей

Я не могу; в моем ответе

Семнадцать прелестей даны,

Одну вы отгадать должны,

И я венком вас увенчаю».

Спросил я: «Как же я узнаю,

Что там за прелесть есть одна?»

Она сказала: «Ночь длинна;

Подумайте, и завтра вместе

Мы встретимся на этом месте».

И тут же удалилась прочь.

Хоть глаз я не смыкал всю ночь,

Не смог задачи одолеть я:

Какая ж это прелесть третья

Черна как смоль! И вот сейчас

Прошу, чтобы хоть кто из вас

Мне оказал благодеянье,

Открыв той прелести названье.

Он Гансу Саксу бы помог

Желанный получить венок.

217

На землю вздумал черт явиться,

Жить по-людски и ожениться.

Богачку старую взял замуж,

Ну а с лица не взыщешь там уж!

И лишь они вступили в брак,

В дому поднялся кавардак.

Жена сварливой оказалась

И с мужем день-деньской ругалась,

А ночью — прямо хоть пляши —

Терзали их клопы да вши.

И черт решил: ну нет, отныне

Уж лучше буду жить в пустыне,

Сбегу-ка я куда-нибудь

От свар семейных отдохнуть.

И вот пошел он в темный лес

И там на дерево залез.

Сидел, смотрел, забыв тревоги.

Вдруг видит — едет по дороге

Бродячий лекарь. Черт к нему,

Как будто к другу своему:

«Нас двое мудрых лекарей!

Давай лечить людей скорей.

Доход немалый будет нам,

А деньги чтобы пополам!»

«Да кто ты?» — лекарь возразил,

А черт ему и объяснил,

Что он-де черт, что он женился

И за женитьбу поплатился,

Мол, злая старая жена

И черту самому страшна,

Мол, видеть он не мог старуху,