Себастиан Брант - Корабль дураков; Избранное

В тот лес, что Прюльским 223называли,

Пошел, чтоб святость обрести.

С собой решил он унести

Из монастырских стен один

Лишь только глиняный кувшин.

В кувшин он воду набирал

В ручье, бежавшем между скал.

Однажды богу он молился

В своем скиту и восхитился

Вокруг стоявшей тишиной.

А сам подумал — здесь покой

Я обрету, и, видит бог,

Здесь буду жить я без тревог,

Тут скоротаю без помех

Я свой отшельнический век.

Торчал огромный гвоздь в дверях,

И на него всегда монах

Кувшин свой вешал, и его

В часы моленья своего

Всегда он задевал. Вот раз,

Наткнувшись на кувшин, тотчас

Его со злобой выставляет

За дверь. А солнце припекает.

Был жаркий день, вода согрелась,

И пить ее уж не хотелось,

И хлеб сухой пришлось жевать.

Он в келью внес кувшин опять.

Пускай кувшин теперь в углу

Стоит на земляном полу,

Чтоб холодна была водица.

И надо же опять случиться,

Чтобы он темной ночью встал

И вновь читать молитву стал,

И вновь, колени преклоняя,

Кувшин, наполненный до края,

Толкнул, и келью затопил,

И, рассерчавши, завопил:

«В кувшин не иначе, как бес,

Чтобы подгадить мне, залез».

И снова утренней порой

Кувшин, наполненный водой,

Чтоб сохранить прохладу в нем,

Монах повесил над столом.

Когда же он обедать сел

И хлеб свой монастырский ел,

Пить захотелось вдруг ему.

А он ко времени тому

Забыл, куда кувшин девал.

И, чтоб найти его, он встал,

И свой кувшин задел плечом,

И воду вылил ту, что в нем,

Всю на себя, и весь промок.

Уж тут сдержаться он не мог!

Пошел ругаться, что есть сил,

И оземь свой кувшин разбил,

И, гнев не в силах удержать,

Осколки принялся топтать…

Крушил их вдребезги старик

И вдруг задумался на миг:

«Да ведь всему виной я сам!

Нетерпелив я и упрям!

При нетерпении моем

С кувшином глиняным вдвоем

Я не ужился. Невдомек,

Как жить в монастыре я мог

С монахами. Моя вина

Теперь мне самому видна.

Ведь мне вредит не кто иной,

Как только нрав упрямый мой.

А если мне и впрямь нужна

Для размышлений тишина,

Я буду более терпим.

Отныне странностям своим

Не буду следовать ни в чем.

Свой день заполню я трудом,

И тем я людям долг отдам.

Я в монастырь вернусь, и там

Теперь я буду терпелив.

Свой вздорный норов укротив,

Жить с братьями я буду рад».

На третий день оставил брат

Лесную келью. Возвратился

В свой монастырь, там поселился,

И в нем монашеское пенье

Не вызывало раздраженье,

Теперь он был доволен всем,

Так что исправился совсем.

Вот так-то и пришел покой

К нему и к братии другой.

И шванку тут конец. Итак,

Теперь увидеть может всяк,

Мужчины, женщины и дети,

Что недовольный всем на свете,

Все в этом мире обругав,

Коль у него строптивый нрав

И злой язык, имеет свойство

Себе доставить беспокойство,

И, хоть весь мир им обличен,

Но видят все, что стоит он.

Коль хочет он найти покой,

Стыдился б вздорности такой,

Умел бы укрощать строптивость

И даже соблюдать учтивость.

С собой не сможешь совладать,

Так будешь мучиться опять.

Не будем о делах другого

Мы говорить худого слова,

И, коль не будет суд поспешен,

Скорей он скажет: «Сам я грешен!

Теперь я понял, что напрасно

Себя терзаю ежечасно,

И сам же десять раз на дню

Напрасно вред себе чиню.

А люди в этом невиновны».

В том, что, когда дела греховны,

Рассудок лишь один спасет

И от греха, и от невзгод,

И от напрасного волненья,

У Ганса Сакса нет сомненья.

224

С друзьями как-то поздним часом

Я сел за ужин. Рыбой, мясом

И дичью стол уставлен был,

И каждый вдоволь ел и пил.

Закончивши обильный ужин,

Решили все, что отдых нужен,

И разошлись из-за стола.

Беседа прервана была.

Пока гуляли гости, в зале

Столы еще раз накрывали.

Хозяин вновь позвал гостей

Вина отведать и сластей.

Сперва текла беседа чинно,

Но вскоре сладости и вина,

Развеселив мужчин и дам,

Придали смелость языкам;

Заговорили все свободней…

Поднялся спор: кто благородней,

Пол женский или пол мужской?

Тут с речью выступил такой

Один мужчина: «Всякий знает —

Жена хозяйством заправляет;

Но я напомню господам,

Что первым создан был Адам, 225

И сделал бог его единым

Над женщиною господином.

Все подтвердят мои слова: