Михаил Яснов - Пылая страстью к Даме. Любовная лирика французских поэтов

Вдоль благовонных берегов,
Где тихо бьет волна речная,
Найдем мы аромат лугов,
Ты – свой букет, я – стих срывая.

И в этот праздник юных дней,
Среди цветов, под небом ясным
Ты будь поэзией моей,
А я – твоим поэтом страстным.

Перед гадальщицей две девушки стояли.
Старуха сумрачно глядела в их черты,
Меж тем как старые костлявые персты
Колоду грязных карт, шурша, перебирали.

И были девушки свежи, как утро мая.
Одна, как анемон, другая – пышный мак;
Одна – цветок весны, другая – летний злак.
Они стоят, судьбу у старой вопрошая.

– Вся в тяжких горестях жизнь протечет твоя, —
Сказала старая брюнетке горделивой.
А та в ответ: «Но им любима буду я?»
– О, да! – «Так ты лгала. Я буду тем счастливой!»

– А ты и без любви взаимной будешь жить, —
Сказала вещая блондинке молчаливой.
А та в ответ: «Сама я буду ли любить?»
– О, да! – «А если так, то буду я счастливой!..»

Не тело соблазнить в сей вечер прихожу я,
О зверь, очаг грехов, ниже́ в волне кудрей
Жать бурю грустную, тоскуя поцелуя
Неисцелимою посеянную в ней:

Даруй мне крепкий сон, лишенный сновидений,
Парящих в завесях тоски, сон, коим ты
Так наслаждаешься, лжи искушенный гений,
Сильней, чем мертвые, постигнув суть тщеты.

Ибо Пророк, точа все благородство духа,
Меня, как и тебя, бесплодностью палит,
Но если в каменной груди твоей стучит

Лишь сердце, коего не грыз червь злобы глухо,
Бегу я, саван свой узрев в маре́ гардин
И умереть боясь, когда я сплю один.

Луна печалилась. Томились серафимы,
Склоняяся к смычкам, – и стон неуловимый
От скрипок трепетных – по венчикам цветов —
Скользил бледнеющий и умирал без слов.
То был блаженный день, день первого признанья,
Моя мечта, любя обдумывать страданья,
Вдыхала аромат печали и тоски,
Те грезы тонкие, больные лепестки,
Которые всегда роняет размышленье.
Блуждал я вдалеке от шума и движенья,
И взор мой отдыхал на старой мостовой —
Во мгле и в жизни – ты явилась предо мной.
И фея ты была ребяческих гармоний,
Которая скользит в сияющей короне,
Роняя, точно снег из молодой руки,
Душистых звезд лазурные венки.

Отходит кружево опять
В сомнении Игры верховной,
Полуоткрыв альков греховный —
Отсутствующую кровать.

С себе подобной продолжать
Гирлянда хочет спор любовный,
Чтоб, в глади зеркала бескровной
Порхая, тайну обнажать.
Но у того, чьим снам опора
Печально спящая мандора,
Его виденья золотя,

Она таит от стекол окон
Живот, к которому привлек он
Ее как нежное дитя.

Твой незлобивый лоб, о тихая сестра,
Где осень кротко спит, веснушками пестра,
И небо зыбкое твоих очей бездонных
Влекут меня к себе, как меж деревьев сонных,
Вздыхая, водомет стремится вверх, в Лазурь,
В Лазурь октябрьскую, не знающую бурь,
Роняющую в пруд, на зеркало похожий, —
Где листья ржавые, в тоске предсмертной дрожи,
По ветру носятся, чертя холодный след, —
Косых своих лучей прозрачно-желтый свет.

Когда зима во тьме идет сквозь лес забытый,
Порога пленный страж, ты плачешь, одинок,
Что ни один, увы, не тяготит венок
Наш мавзолей двойной, цветами не покрытый.
Полночный чисел бой, в тревоге ожиданья
Не слышишь суетных: тебе лишь мысль дана,
Чтоб вспышкой очага едва озарена,
Тебе явилась тень для краткого свиданья.

Коль хочешь, чтоб пришла, не отягчай цветами
Мой камень, чтоб поднять его могла перстами.
Душе, трепещущей средь вечной темноты,

В тоске угасших сил загробного желанья,
Мне надо, чтоб ожить, пить с губ твоих дыханье,
Пока всю ночь мое лишь имя шепчешь ты.

У нее были косы густые
И струились до пят, развитые,
Точно колос полей, золотые.