Тарас Шевченко - Кобзарь - Стихотворения и поэмы

Видит ли господь сквозь тучи
Наши слезы, горе?
Видит он да помогает,
Как и эти горы
Вековые, облитые
Кровию людскою!
Душа моя мученица,
Горе мне с тобою!
Так упьемся горьким ядом,
Уснем под снегами,
Пошлем думу прямо к богу;
Там, за облаками,
Спросим: долго ль кровопийцам
Царствовать над нами?
Лети ж, моя дума, моя злая мука!
Возьми эту ношу мучений и зла —
Друзей своих верных! Ты с ними росла,
Ты с ними сроднилась; их тяжкие руки
Тебя пеленали. Бери ж их, лети
И по небу всю их орду распусти!
Пускай чернеет, багровеет,
Пламенем повеет,
Пускай лютый змей всю землю
Трупами усеет!
А пока ты не вернешься, —
Я, сердце скрывая,
Белый свет пройду до края,
Не найду ли рая.

И вновь я над землею рею,
И вновь прощаюся я с нею.
Тяжко бросить мать-старуху
Без крова, без хаты,
Но страшнее видеть всюду
Слезы да заплаты.

Лечу, лечу, а ветер веет,
Передо мною снег белеет;
Глухие, топкие места,
Туман, туман и пустота.
Безлюдье, глушь, не знать и следу
Злой человеческой ноги.
Враги мои и не враги,
Прощайте! В гости не приеду.
Упивайтесь и пируйте,
Не услышу боле, —
Я один себе навеки
Заночую в поле…
И пока вы не узнали
О крае далеком,
Где не льются кровь и слезы,
Я усну глубоко.
Я усну…
Но вдруг я слышу —
Под землей неясно
Цепи звякнули… Я глянул…
О народ несчастный!
Ты откуда, чем ты занят?
Чего ищешь, роясь
Под землею?… Нет, должно быть,
Я от вас не скроюсь
Даже на небе!.. За что же
Мне такие муки?
Кому что я сделал злое?
Чьи тяжкие руки
В теле душу заковали,
Грудь испепелили
И, как тучи галок,
Думы распустили?
За что, не знаю, а карают,
И тяжко карают,
Иль не будет этим мукам
Ни конца, ни краю?
Не вижу, не знаю!

Пустыня вдруг зашевелилась…
Земля, как тесный гроб, раскрылась,
И из земли на Страшный суд
За правдой мертвецы встают…
Не мертвы они, не просят
Жалости у судей!
То идут, гремя цепями,
Все живые люди, {112}
Золото из нор выносят,
Чтоб жадности лютой
Заткнуть глотку. А за что ж их
В рудники сослали?
Знает бог… Хотя и сам-то
Знает он едва ли!
Вон — вор, клеймом отмеченный,
Гремит кандалами,
Другой, кнутами сеченный,
Скрежещет зубами —
Друга он зарезать хочет
Своими руками.
А меж ними, злодеями,
Вон — в одежде рваной
Царь всемирный, царь свободы,
Царь, клеймом венчанный!
Цепи носит и не стонет
В муке бесконечной!
Сердце, что добром согрето —
Не остынет вечно!

А где же твои думы в их вешнем расцвете?
Любовно взращенные, смелые дети?
В чьи руки ты, друг мой, судьбу их вручил?
Иль, может быть, в сердце навек схоронил?
Не прячь! Разбросай их, рассыпь их повсюду!
Взойдут, разрастутся, могучими будут!

Еще мытарство? Иль уж будет?
Будет, будет, тут холодно!
Мороз разум будит.
И вновь лечу. Земля чернеет.
И дремлет ум, и сердце млеет.
Гляжу: дома стоят рядами,
Кресты сверкают над церквами,
По площадям, как журавли,
Солдаты на муштру пошли,
Хорошо обуты, сыты,
В цепи накрепко забиты,
Маршируют… Дальше глянул;
Вот в низине, словно в яме,
Город средь болот дымится.
Над ними тучами клубится
Мгла густая. Долетаю…
То город без края!
То ли турецкий,
То ли немецкий,
А быть может, даже русский?
Господа пузаты,
Церкви да палаты
И ни одной мужицкой хаты!

Смеркалося… Огнем, огнем
Кругом запылало —
Тут я струхнул… «Ура! ура!» —
Толпа закричала.
«Цыц вы, дурни! Образумьтесь!
Чему сдуру рады,
Что горите?» — «Экой хохол!
Не знает парада!
У нас парад! Сам изволит
Делать смотр солдатам!»
«Где ж найти мне эту цацу?»
«Иди к тем палатам».
Я пошел. Тут мне, спасибо,
Землячок попался
С казенными пуговками. {113}
«Ты откуда взялся?»
«С Украины». — «Ты ж ни слова
Молвить не умеешь
По-здешнему!» — «Э, нет, братец,
Говорить умею,
Да не хочу!» — «Вот чудак-то!
Я все входы знаю.
Я служу здесь… Если хочешь,
Ввести попытаюсь
Во дворец тебя, но только
Здесь, братец, столица —
Просвещенье! Дай полтинку!»
«Тьфу тебе, мокрица
Чернильная!..» Стал я снова,
Как дух бестелесный,
Невидим. Вошел в палаты.
Царь ты мой небесный,
Вот где рай-то! Блюдолизы
Золотом обшиты!
Сам по залам выступает,
Высокий, сердитый.
Прохаживается важно
С тощей, тонконогой,
Словно высохший опенок,
Царицей убогой {114} ,
А к тому ж она, бедняжка,
Трясет головою.
Это ты и есть богиня?
Горюшко с тобою!
Не видал тебя ни разу
И попал впросак я, —
Тупорылому поверил
Твоему писаке!
Как дурак, бумаге верил
И лакейским перьям
Виршеплетов. Вот теперь их
И читай, и верь им!
За богами — бары, бары
Выступают гордо.
Все, как свиньи, толстопузы
И все толстоморды!
Норовят, пыхтя, потея,
Стать к самим поближе:
Может быть, получат в морду,
Может быть, оближут
Царский кукиш!
Хоть — вот столько!
Хоть полфиги! Лишь бы только
Под самое рыло.
В ряд построились вельможи,
В зале все застыло,
Смолкло… Только царь бормочет,
А чудо-царица
Голенастой, тощей цаплей
Прыгает, бодрится.
Долго так они ходили,
Как сычи, надуты
Что-то тихо говорили,
Слышалось: как будто,
Об отечестве, о новых
Кантах и петлицах
О муштре и маршировке,
А потом царица
Отошла и села в кресло.
К главному вельможе
Царь подходит да как треснет
Кулачищем в рожу.
Облизнулся тут бедняга
Да — младшего в брюхо!
Только звон пошел. А этот
Как заедет в ухо
Меньшему, а тот утюжит
Тех, что чином хуже,
А те — мелюзгу, а мелочь —
В двери! И снаружи
Как кинется по улицам
И — ну колошматить
Недобитых православных!
А те благим матом
Заорали да как рявкнут:
«Гуляй, царь-батюшка, гуляй!
Ура!.. Ура!.. Ура-а-а!»
Посмеялся я и — хватит;
И меня давнули
Все же здорово. Под утро
Битые заснули…
Православные все тише
По углам скулили
И за батюшкино здравье
Господа молили.
Смех и слезы! Вот смотрю я
На город богатый.
Ночь как день! Куда ни глянешь —
Палаты, палаты…
А над тихою рекою
Весь каменный берег.
Я гляжу, как полоумный,
И глазам не верю, —
Не пойму, не разумею, —
Откуда взялося
Это диво?… Вот где крови
Много пролилося
Без ножа! А за рекою
Крепость с колокольней {115} , —
Шпиль как шило — как посмотришь,
Жуть берет невольно.
И куранты теленькают…
Кругом озираюсь,
Вот — конь летит {116} , копытами
Скалу разбивает.
Всадник — в свитке и не в свитке,
Без седла, как влитый,
И без шапки, только листом
Голова повита.
Конь ярится — вот-вот реку,
Вот… вот… перескочит!
Всадник руку простирает,
Будто мир весь хочет
Заграбастать. Кто ж такой он?
Подхожу, читаю,
Что написано на камне:
«Первому — вторая »
Поставила это диво.
О! Теперь я знаю:
Этот — первый , распинал он
Нашу Украину. {117}
А вторая доконала
Вдову-сиротину. {118}
Кровопийцы! Людоеды!
Напились живою
Нашей кровью! А что взяли
На тот свет с собою?
Так мне тяжко, трудно стало,
Словно я читаю
Историю Украины!
Стою, замираю…
В это время — тихо, тихо
Кто-то запевает
Невидимый надо мною: