Испокон веков Украйна
Не знала покоя,
По степям ее широким
Кровь текла рекою.
Текла, текла — пересохла.
Степи зеленеют.
Спят казаки, спят вояки, —
Курганы синеют.
Да кому о дедах вспомнить,
Поплакать над ними?
Не горька их доля внукам,
Не дорого имя.
Только ветер тихо-тихо
Повеет порою,
Только росы, будто слезы,
Окропят, омоют.
Солнце ласковое встанет,
Осушит, пригреет.
Что же внуки? Все равно им —
Панам жито сеют.
Много их, а кто укажет,
Где Гонты могила?
Где легла его святая
Праведная сила?
Зализняк, душа родная,
Где лежит зарытый?
Тяжело! Палач на троне,
А они забыты.
Испокон веков Украйна
Не знала покоя,
По степям ее широким
Кровь текла рекою.
День и ночь — пальба, сраженья,
Земля стонет, гнется.
Жутко, больно, а как вспомнишь —
Сердце усмехнется…
Месяц яснокрылый, брат мой одинокий,
Укройся за тучей, за горой высокой.
Не гляди на землю, хоть и видел Рось,
И Альту, и Сену {76} , хоть и пролилось
Там не мало крови людской понапрасну —
То ли нынче будет! Закатися, ясный,
Спрячься, друг любимый, чтоб не довелось
На старости плакать…
Грустно, грустно среди неба
Светит месяц смутный.
Вдоль Днепра казак шагает —
С вечеринки будто.
Он шагает невеселый,
Еле служат ноги.
Не дивчина ль осмеяла
За жупан убогий?
Нет, дивчина его любит,
Хоть жупан залатан.
Добрый хлопец, а не сгинет —
Будет и богатый.
Что ж идет он невеселый,
Идет, чуть не плачет?
Что поникнул молодою
Головой казачьей?
Чует сердце, да не скажет,
Что за горе встретит…
А вокруг — как будто люди
Вымерли на свете.
Петухов еще не слышно,
Собаки замолкли,
Заунывно в отдаленье
Завывают волки.
Хоть бы что! Идет Ярема,
Спешит не в Олылану,
Не к своей зазнобе милой, —
На ляхов поганых,
На Черкассы. Скоро третьих
Петухов {77} заслышит…
Ну, а там… Глядит Ярема,
Волны Днепр колышет…
«Ой, Днепр мой могучий, стремяся к низовью,
От крови казацкой бывал ты багрян,
И море ты красил казацкою кровью,
Да сам еще не был от крови той пьян.
А нынче упьешься. Кромешное пламя
Над всей Украиной в ночи заревет,
И хлынет ручьями, волнами, реками
Кровь шляхты поганой; казак оживет.
Гетманы воскреснут в жупанах старинных,
Вольной песней станут грозные слова:
«Врагов мы прогнали!» И над Украиной,
О, боже великий, блеснет булава!»
Так думал Ярема в одежде убогой,
С ножом освященным идя на врагов.
А Днепр — он подслушал — могучий, широкий,
Поднял волны-горы, и у берегов
Грозно волны завывают,
Лозы нагибают.
Гром грохочет, а молнии
Тучи рассекают.
Напрямик идет Ярема,
Головы не прячет.
Одна дума улыбнется,
Другая заплачет…
«Там Оксана, там весело
И в худой одеже.
А тут, а тут — сам не знаю —
Пропаду, быть может!»
Вдруг — недальний из-за леса
Петух: кукареку!!!
«А! Черкассы! Боже правый,
Не убавь мне веку!»
Зазвонили по Украйне
Со всех колоколен.
Загуляли гайдамаки
Да на вольной воле.
«Смерть шляхетству!
Погуляем,
Тучи разогреем!»
Запылала Смелянщина
И Корсунь за нею.
А Медведевка давно уж
Небо подпекает.
Горит Смела; Смелянщина
Кровью подплывает.
Полыхают разом Канев,
Чигирин, Черкассы.
Черный шлях окутан дымом,
И кровь полилася
До Волыни. На Полесье
Гонта пир справляет.
Зализняк же в Смелянщике
Саблю закаляет
Да в Черкассах, где Ярема
Поспевает рядом.
«Добре, хлопцы, режьте ляхов,
Никому пощады!»
Зализняк своих казаков
В дыму окликает.
Ад кромешный, а по аду
Казаки гуляют.
А Ярема губит ляхов
С Максимом бок о бок.
Так и косит! «Добре, хлопец,
Тряси их хвороба!
Валяй, хлопец! В раю будешь,
А то есаулом.
Нуте, детки!» Переполнен
Город криком, гулом.
В лавках, в каменных палатах
Души не осталось.
«Подсчитаю! Добре, хлопцы,
Отдохните малость».
Город трупами завален,
Улицы, базары
Черной кровью подплывают.
«Мало ляхам кары!..»
Недорезанных кончали:
Не встанут, собаки!
Собралися, запрудили
Площадь гайдамаки.
Зализняк зовет Ярему,
Тот идет, смущаясь.
Батько снова: «Поди, хлопец,
Не бойсь, не кусаюсь».
«Не боюсь». Снимает шапку
Перед атаманом.
«Кто ты будешь и откуда?»
«Я-то? Из Олышаны».
«Это где конфедераты
Ктитора убили?»
«Где? Какого?…»
«Там, в Ольшане.
И дочь захватили.
Дочь, дивчину, может, знаешь?»
«Дочку?! Из Олышаны?»
«Да, у ктитора. Не помнишь?»
«Оксана! Оксана!» —
Только вымолвил Ярема,
Как сноп повалился.
«Эге!.. Вон что! Жалко хлопца,
Славно хлопец бился!»
Отдышался. «Батько, брат мой!
Что я не сторукий?
Дайте нож мне, дайте силу,
Муки ляхам, муки!
Да такой, чтоб под землею
Пекло занемело!»
«Добре, сынок. Ножей хватит
На святое дело.
Гайда с нами до Лысянки,
Там ножи наточим».
«Иду, батько, иду, милый,
Веди куда хочешь.
Хоть за море, на край света
Пойду с атаманом.
Палача, злодея-ляха,
Под землей достану
С того света… Только, батько,
Найду ли Оксану?…»
«Там увидим… Как зовут-то?»
«Яремою звали».
«Так. А прозвище какое?»
«Прозвища не дали».
«Что, безродный? Ну, да ладно.
Запиши, Микола,
Хлопца в список. Пускай будет…
Пускай будет… Голый.
Пиши Голым…»
«Не годится».
«Ну, пиши… Бедою».
«Тоже худо».
«Тьфу ты, черт вас!
Пиши Галайдою» [4] {78} .
Записали.
«Ну, Галайда,
С нами в путь-дорогу.
Найдешь долю, а быть может…
Нуте, хлопцы, трогай!»
Конь нашелся для Яремы —
Дали из обоза.
Рад бедняга; улыбнулся
Да и снова в слезы.
Выехали за ворота
В зареве Черкассы.
«В сборе, детки?»
«В сборе, батько!»
«Гайда!»
Понеслася
Правым берегом днепровским
Казачья ватага.
И кобзарь за нею следом, —
Где трюшком, где шагом, —
Поспевает на лошадке,
Песню запевает:
«Гайдамаки, гайдамаки!
Зализняк гуляет!..»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу