Они и гибки были в прошлом,
И меньше веса, и шерсти,
А стали в одеянье пошлом
Не для охоты – для тоски.
Как крылья бабочки открыли,
Махра тяжёлая – ворсин,
Не для степной всё это пыли,
Не для болота и трясин.
И вот стоят подряд прегорды,
Высоки, стройно-тяжелы,
Отсутствующие в них морды,
Поставлены для красоты.
Что дальше в жизни будет этой?
Диван, тарелка, пустота.
Зашоренною так по свету
Идёт бессмысленно судьба.
И горько было бы представить,
Что можно чудо из пород
Ходить по выставкам заставить,
Отвергнув зов его природ.
Возьми же след, почувствуй утку
И в полевую стойку встань,
Прими селекцию за шутку,
Охотником ты снова стань.
И запах леса, всей природы
Пробудит истину в крови,
И след прекрасной в крап породы
Ворвётся снова по любви.
Он совместит и роскошь цвета,
И гордый, неуёмный нрав,
Охоту ночью до рассвета,
Всю в лапы власть себе забрав.
Он будет чуять и таится,
И от стрельбы лежать к земле,
И снова по лесу носиться
С желаньем быть на высоте.
Ты всех красивее, бесспорно,
Весь белый в чёрном бисере,
Иль солнцем окроплён проворно,
Как в искрах красных на заре.
Ты не из солнца, как ирландец,
И не из буйности его,
Ты не тяжёлый, как шотландец,
С них середину взял живо.
И снежной платиной бросая,
Красивой тенью в мир вошёл,
Ещё ты верно не борзая,
Но элегантность превзошёл.
Английский стиль всего дороже,
Хоть мельче он, но хвост пером
И взгляд острее, ясный, строже,
С спокойным вдумчивым теплом.
В нём холод хоть и пребывает
От альбионовой страны,
То мрамор шерсти облегает
Великий пламень доброты.
Ореха тёмного сиянье
Запасть умеет всем в сердца,
В нём нежность, гордость, обаянье
И шёлком ворс висит слегка.
На задних лапах волн очёсы,
Упругость, сводистость стопы,
Наклонны пясти не раскосы,
Изгибы тела все видны.
Шерсть понизу с груди струится,
Хоть в крапе он или в мазках,
От солнца ль, от луны ль лоснится,
Весь в искрах дивных и в лучах,
Иль в триколор удачей мечен
На счастие в дом пёс пришёл,
Природой красочно отмечен,
Хорошую там жизнь нашёл.
Крахмальное перо по ветру,
И нос по следу устремлён,
И тридцать раз по километру
Ты в день летаешь от пелён.
И до России пса со славой,
Что гонит в кровь адреналин,
Средь завезённых мощной лавой
Был чёрно-пегий люеллин.
До революции у Дица
Трёхцветный Роджер верно жил.
Потомство им теперь гордится,
Селекции он послужил.
И вот как будто по веленью,
Волшебной палочки лишь взмах,
К густому шёлка обрамленью
Чутьё вернулось на полях.
Несбыточной мечтой манящей
В России выведенный тип
С роскошной шерстию струящей
Имеет чёткий генотип.
Образовав стандарт на блеске,
Так ловко в Штатах уж слились
Американские подвески,
Пюрсель! Мечта твоя, проснись.
Красив и холоден, с дивана
На пьедестал поставлен он.
Прямою гибкостию стана,
Скажите, кто не покорён?
Но всё ж люблю тебя на воле,
Мной европейский микс любим,
Он для всего, и в доме, в поле
Окажется везде своим.
ПАМЯТИ АБРИСА СЕМЬИ ГОРЕВЫХ В 1938-1942 ГОДАХ В УРАЛЬСКЕ
Вот вышла гордость дома Шэри
И горной козочкой несёт,
Хоть мощная, но нежность пери,
Она гарцует и поёт.
Суха, изящна, взгляд холодный,
Из недоступности, не тронь,
То доберман чистопородный,
Как вороной на скачках конь.
Нет невозможного барьера,
По стенам бегает вверх-вниз,
И хватка крепче бультерьера,
Но в целом выйдет – просто мисс.
Энзо феррари, маранелло
Сравнимо с ней по быстроте,
Анубис – проводник от стелы
В своей священной красоте.
Бесшумно ходит, выжидает,
Невидимое в ней крыло,
И от ошибки ограждает,
И прыгнуть может сквозь стекло.
Как ангел, верный охранитель,
Оберегает всю семью.
Не змей, но всё же искуситель,
Породу эту я люблю.
Так доберман любой чудесен
Он скор, никем непобедим,
Летит одной из быстрых песен,
Олень лесной лишь с ним сравним.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу