Андрей Дементьев - Избранное

В Мертвом море столько соли,
Сколько мрака в темноте.
Ты, – как лодка на приколе, –
Отдыхаешь на воде.

Под тобою только камни
Да просоленный настил.
А вдали валун, как мамонт,
Бивни в воду опустил.

А вдали пустынный берег,
Иорданская земля.
Ты не хочешь мне поверить,
Что сейчас туда нельзя.

Что обманчив тихий берег
И жестоки времена.
Невзначай еще подстрелят.
Разбирайся – чья вина.

Ведь не зря на этом месте
Был Содом – библейский град.
И плывет со мною крестик,
И плывет с тобой мой взгляд.

В Иерусалиме выпал русский снег…
Наверное, мы поменялись небом.
Снег много лет в Иерусалиме не был.
И прежние пейзажи тут же сверг.

Был беспощаден белый гнет его.
Деревья молча мучились в бессилье.
И ветви, как поломанные крылья,
Печальное являли торжество.

И все же снег был радостен притом.
И дети, не видав доселе снега,
Ему смеялись… И такого смеха,
Наверное, не каждый помнил дом.

Но снег растаял…
Около Креста
Светило на мгновенье задержалось.
И сердце от любви и боли сжалось.
И обнажился Скорбный Путь Христа.

В стране, что любим мы по-разному,
Где начиналось все с нуля,
Весну с друзьями вместе праздную,
Когда в снегу моя земля.

И вновь среди цветов ухоженных
Грущу по русским холодам.
Дай Бог, чтоб мы с тобою дожили
До прошлых дней, не изменивших нам.

Но я не вправе осуждать сограждан,
Покинувших навек гнездо свое.
И землю Иудейскую избравших,
Поскольку Бог им завещал ее.

А мне навек завещана Россия.
И как бы ни любил Иерусалим,
Я боль и грусть, наверно, пересилю,
Чтоб и в Москве не расставаться с ним.

Слева от меня звучит иврит.
Что-то дед хирургу говорит.
Справа от меня лежит араб.
Как сосед – он так же стар и слаб.

Сын араба молится в углу,
Коврик постеливши на полу.
Сын еврея, отодвинув стул,
Первый раз за сутки прикорнул.

А меж ними русский. Это – я.
Интернациональная семья.
И спасает жизни всем хирург.
И тому – кто недруг,
И кто – друг.

И лежу я, как посредник, тут,
Зная, что опять бои идут.
И араб, что справа, и еврей –
Ждут чего-то от души моей.

А душа сгорела в том огне,
Что пронесся смерчем по стране.
И рыдает боль моя навзрыд…
Как мне близок в этот миг иврит.

Немало встречал я в Израиле лиц
С глазами то мучениц, то озорниц.
С улыбкой Эстер и печалью Рахили…
Как будто сошли они с древних страниц
И светом добра мою жизнь озарили.

По улице, как галереей, иду.
С портретами женскими молча общаюсь.
Быть может, за то, что я так восхищаюсь,
Красавица мне приколола звезду.

В Израиле много божественных лиц,
Оживших легенд и библейских преданий.
Историю не увезешь в чемодане.
И даже на память не вырвешь страниц.

Поэтому, чтобы унять свою грусть,
На землю Святую я снова вернусь.

Если можешь – приезжай в Иерусалим.
На дворе давно уже апрель.
Я хочу тебя поздравить с ним.

Пусть покинет душу суета…
В синих окнах – Гойя и Сезан.
И апрельских красок красота
Очень уж идет твоим глазам.

И хотя твой север несравним
С южными пейзажами пустынь, –
Все же приезжай в Иерусалим.
У Стены мы рядом постоим.

Вместе Старым городом пройдем.
И с балкона дома моего
Ты увидишь в полночи свой дом,
Ибо свет исходит от него.

И среди забот и добрых дел
Береги души своей уют.
Вот и все, что я сказать хотел.
Длинных телеграмм здесь не дают.

Мы постепенно покидаем
Сей край библейский…
Но когда
Нас позовет земля Святая,
Мы возвратимся вновь сюда.

Нам есть что вспомнить…
Это время
Прошло недаром и не зря.
Смешалось всё – успех и бремя,
На чем и держится Земля.