«Я обещаю помнить Вас…
Дай Бог дожить до новой встречи…»
И каждый день, и каждый час
Звучать в нем будут эти речи.
Она его не дождалась,
С другим печально обвенчалась.
Он думал: «Жизнь не удалась…»
А жизнь лишь только начиналась.
II
Он ставит в церкви две свечи.
Одна – за здравие любимой,
Чтоб луч ее мерцал в ночи,
Как свет души его гонимой.
Свечу вторую он зажег
За упокой любви опальной.
И, может, пламя горьких строк
Зажглось от той свечи печальной?
Две горьких жизни…
Два конца…
И смерть их чувства уравняла,
Когда у женского лица
Свеча поэта догорала.
1980
Елизавета Алексеевна Арсеньева
Внука своего пережила….
И четыре черных года тень его
Душу ей страдальческую жгла.
Как она за Мишеньку молилась!
Чтоб здоров был и преуспевал.
Только Бог не оказал ей милость
И молитв ее не услыхал.
И она на Бога возроптала,
Повелев убрать из комнат Спас.
А душа ее над Машуком витала:
«Господи, почто его не спас?!»
Во гробу свинцовом, во тяжелом,
Возвращался Лермонтов домой.
По российским побелевшим селам
Он катился черною слезой.
И откуда ей достало силы –
Выйти за порог его встречать…
Возле гроба бабы голосили.
«Господи, дай сил не закричать…»
Сколько лет он вдалеке томился,
Забывал между забот и дел.
А теперь навек к ней возвратился –
Напоследок бабку пожалел.
1979
«Поэзия жива своим уставом…»
Поэзия жива своим уставом.
И если к тридцати не генерал,
Хотя тебя и числят комсоставом,
Но ты как будто чей-то чин украл.
Не важно, поздно начал или рано,
Не все зависит от надежд твоих.
Вон тот мальчишка – в чине капитана,
А этот, старец, ходит в рядовых.
Пусть ничего исправить ты не вправе,
А может, и не надо исправлять.
Одни идут годами к трудной славе,
Другим всего-то перейти тетрадь.
1975
Мы приехали не вовремя:
Домик Грина на замке.
Раскричались что-то вороны
На зеленом сквозняке.
Домик Грина в тишине.
Я смотрю поверх калитки.
И почудилась в окне
Мне печаль его улыбки.
Нас к нему не допускают,
Нас от Грина сторожат.
И ограда зубы скалит,
Точно сорок лет назад…
Но спасибо добрым людям:
Снят замок, открыта дверь.
Не одни мы Грина любим,
Не одни скорбим теперь.
Мы заходим в домик низкий,
В эту бедность и покой.
Свечи – словно обелиски
Над оборванной строкой.
Всюду даты и цитаты.
Не изменишь ничего.
Все мы горько виноваты
Перед памятью его.
И за то, что прожил мало,
И за то, что бедно жил,
И за то, что парус алый
Не всегда нам виден был.
1974
Старый учитель
Продает клубнику
Вместе с торговками –
В одном ряду.
Я узнал его –
Тихого –
Среди крика.
И вдруг испугался:
«Не подойду…»
Но не сумел –
Подошел, покланялся.
Взял от смущения
Ягоду в рот.
Старый учитель –
Торговец покладистый:
За пробу
Денег с меня не берет.
– Купите ягод!
Жалеть не станете… –
И смотрит.
И кажется, не узнает.
И я смотрю –
Какой же он старенький!
Зачем он ягоды продает?
– Берите!
Смотрите, какие спелые! –
И, глядя на лакомый
Тот товар,
Я вспомнил
Наши уроки первые –
Он нам романтику
Преподавал.
Но я его ни о чем
Не выпытываю.
Меня и так смутил
Его вид.
Продается
Романтика позабытая.
И горькой платой
Мой рубль звенит.
1961
Мне с летом расставаться жаль.
С его теплом,
Цветами поздними.
Необъяснимую печаль
Таят в себе
Красоты осени.
Не слышно птичьих голосов.
И небеса –
Как парус стираный.
Прохладный малахит лесов
Янтарной грустью инкрустирован.
Над полем мечутся ветра.
Я запасаюсь солнцем на зиму.
И всё во мне:
Печаль костра
И вздох листвы,
Летящей на землю.
1983
Я к друзьям приехал в гости.
Горы, воздух…
Синий край.
И над быстрой речкой мостик –
Что твоя дорога в рай.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу