Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

Незнакомка из Зубовки, в буре огней
о тебе я пою постоянно.
Где бы ты ни ступила — там роза, и в ней
пламенеет Давидова рана.

Незнакомка степей, полевая Нестан,
ты — как родинка в книге поэта.
Не вчера ли еще обнимал я твой стан,
хоть ищу тебя долгие лета?

Неужели тебя не увижу опять,
как когда-то увидел впервые?
К нам былая любовь возвращается
вспять
и бросает цветы полевые.

Ворвалась ты мне в сердце, сгубила меня.
Неужели ты нынче в неволе?
Оседлал я опять боевого коня
и лечу в украинское поле.

Окрестил я тебя Катериной моей.
Полюбил я твой взор соколиный.
Ты — лоза виноградная, роза полей
на странице из книги старинной.

Если б мог я страданья твои сократить!
Запах кос твоих нивы чудесней.
Если помнишь еще обо мне, — может быть,
и моей ты утешишься песней.

Я тебе уготовил супружеский дом.
Стих, как колокол, стонет и бьется.
Размышления взвешены в сердце твоем,
очи черные — глубже колодца.

Ты — грузинской поэзии свет и любовь,
навсегда ты свободна отныне.
Твой платок развернулся по ветру,
и вновь
я зову тебя — на Украине!

Не окропив себя водой Севана,
в родимый край вернуться не могу.
Я с перевала опустился рано,
и тени гор лежат на берегу.

Снимают скалы тусклую кольчугу,
туман по склонам движется, скользя.
И мы опять глядим в глаза друг другу —
Севан и я,
как старые друзья.

И мнится мне,
когда иду, считая
окрестных гор литые купола,
что охрой голова моя седая
от зноя покрываться начала.

Двенадцать лет назад
кольцо Севана
мне довелось найти меж этих скал —
всё тот же свет Севана
неустанно
с тех пор в глазах любимой я искал.

Я ласку волн севанских взял с собою
и обронил мечту на берегу,
и удочку
над гладью голубою
увидел, словно тонкую серьгу.

Сегодня вновь к Севану я вернулся
и ощутил, как сердцу он знаком,
когда на корни прошлого наткнулся,
к Севану вновь приблизившись пешком.

Я вижу волн бегущих эстафету,
рыбачьи лодки,
крылья парусов.
За светом братства
я иду по свету,
на зов друзей, на дружественный зов.

Опять Севан раскинулся широко,
косыми парусами осенен.
Армении задумчивое око,
в себе так много
отражает он.

Мы грудь в горах
отрадой наполняем,
волну в сердца вселяем, как птенца.
Севан под солнцем
обернулся маем,
и нет ему ни края, ни конца.

Армяне в ясном отсвете озерном
внедрением весны увлечены.
Пылает солнце раскаленным горном,
и на форелях —
крапинки луны.

За светом братства
следую по свету
но, если сердцем всем не запою
на берегу Севана песню эту,
как мне вернуться в Грузию мою?

Он дошел до меня, этот голос нестрогий,
как доходит жужжанье далекой пчелы:
«Почему ты не пишешь мне писем
с дороги?
Или сделались, может быть, сутки малы?»

Я плечами пожал и помедлил с ответом.
Что скажу, если в сердце моем навсегда
поселились друзья и негаснущим светом
осветили дорогу мою сквозь года.

Если думой о них, словно пчелами улей,
где б я ни был, всегда мое сердце полно.
Мы друг другу в глаза не напрасно
взглянули,
распахнули сердца, словно в доме окно.

Да и сам я из сердца друзей не исчезну, —
не они ли когда-то в горах для меня
в час беды перекинули мост через бездну,
помогали мне выбраться из-под огня.

У походных костров на коротком привале
мы навек побратались в просторах земли,
Волго-Дону дорогу в степях пробивали
и к Тбилиси иорскую воду вели.

И на гребень днепровской плотины взошли мы
и услышали гулкое эхо шагов.
О друзья! Ваши помыслы неразделимы —
вы стоите, как тополи у берегов.

Словно стройные тополи, путь урагану
преграждаете вы ради ясного дня,
с вами я против ветра идти не устану,
в одиночестве враг не застанет меня.