Симон Чиковани - Стихотворения и поэмы

Нисходит ночь. Звезды вечерней ртуть
зазыбилась. Такая тишь в просторе,
что страх дохнуть. Такая тишь, что жуть
встревожить поседелый мрамор моря.
Лишь всплеску ненасытному не лень
сосать песок. Лишь тополя предгорий,
как девушки мегрельских деревень,
толпясь вдали, спокойно сходят к морю.
Такая ночь. Так вольно. Час такой.
Теперь дано обняться в единенье
звезде и лесу с пеною морской.
Природе, натерпевшейся гонений,
отныне обещается покой.
В смарагды моря падают сапфиры,
как будто ночь блаженной вязью слез
связала сноп из всех сокровищ мира.
Вдали вдоль моря гонит паровоз.

Песню услышали мы в отдаленье,
медленно двигались наши челны
под колыбельное, полное лени
пенье утихшей озерной волны.

Гулкой трубою пропеллера грянув,
с озера плавно взлетел гидроплан.
Мысль понеслась за крылом гидроплана
сквозь исчезающий тонкий туман.

С чувством отрады я вспомнил о друге —
сыне Колхиды, ведущем корабль.
Крылья раскрыв, как громадные руки,
тенью покрыл он озерную рябь.

Как расцвела эта даль перед нами
с зарубцевавшейся язвой болот!
Вымощен пламенем, заткан тенями,
падает вечер на зеркало вод.

Вижу колхозников здешних владенья,
рощи подернула теплая мгла.
И шевельнулось во мне сожаленье,
что моя юность не с ними прошла.

Но, я подумал, на берег сойду я,
и от росы будут ноги мокры.
Снова я радость найду молодую,
свежесть и цвет невозвратной поры.

Бурей уходит от нас лихорадка.
Благоуханьем просторы поя,
вышла из топей к народу и сладко
розой раскрылась Колхида моя.

Сколько наград за усилия наши!
Вот садоводы обходят сады.
Как золотые тяжелые чаши,
в руки из рук переходят плоды.

Пестрый, как шкура тигровая, вечер
светом и тенью ложится на луг.
Сельский садовник идет нам навстречу,
птичьим пером застегнув архалук.

Он гидроплана следит повороты,
с гордостью взглядывая на гостей.
Он, словно книгу, читает природу,
чтоб богатели сады у людей.

Я видел вас, колхидские сады,
был вечер ваш похож на шкуру барса,
катился с моря тихий шум воды,
вдоль по дороге юный всадник мчался.

Уж посинели выступы холмов,
тень от платанов вытянула плечи,
лучи заката на рогах быков
горели, пламенея, словно свечи.

И речь садов доступна стала мне.
Неслась река, ворочая каменья,
и труженица пчелка в тишине
работала над чашечкой растенья.

И я следил, мегрелка, за тобой,
в тени листов ты — украшенье сада!
Как хороша ты сделалась собой,
луна небес, души моей отрада!

Зачем же ты глядишь из-за плетня?
Ужель тебя подстерегла измена?
Нет, верен друг, он в Поти мчит коня,
он там на скачках будет непременно.

Среди друзей помчится молодец,
из-под копыт взлетят метеориты,
чтоб выпала победа наконец
ему — посланцу солнечной Колхиды.

Смуглянка гладит цитрусовый плод,
ласкает листья тучного инжира.
Она сама — участница работ
на благо расцветающего мира.

Она теленка треплет по спине,
но мысль о друге не дает покоя,
и стан ее, как тополь при луне,
вздымается, колеблясь над тропою.

Среди недавно созданных пород,
весь в белых пятнах солнечного света,
могучий Кварацхелия идет,
одетый в чоху праздничного цвета.

Быки над ним рога взметнули ввысь,
но он смеется — всё ему веселье!
А тени потемнели и слились,
и сельские ворота заскрипели.

Закрылись мглою выступы холмов,
трава покрылась жемчугом далече,
лучи заката на рогах быков
сияют, догорая, словно свечи.

Услышу я чонгури нежный звук,
сольюсь, исчезну в воздухе пустынном,
и застегнет мегрельский архалук
седой пастух пером своим гусиным.

Он девушке подтягивать начнет,
судьбу страны приветствуя с волненьем,
и вся Колхида, весь родной народ
ответят песне радостным гуденьем.

Смотрю на раковину белую,
что с детских лет знакома мне.
Она как малый лебедь онемелый,
колхидский лебедь, спящий на спине.