Елена Яворская - Обыкновенная любовь

В прошлый раз, незнамо с чего, взяла да и спросила:

– Давай, Ванюша, я тебе квартиру свою подпишу. Тебе, наверное, нужнее, чем Серёжке, у его-то жены квартира есть, да и девочки Надькины пристроены.

– Ну, тётка, ну, завела заупокойную! – Ваня засмеялся невесело. – Я-то думал, ты у нас без эдаких выкрутасов, а ты!.. Эх, тётка-тётка, давай лучше по десять капель за здоровье.

– А может, сберкнижку на твоё имя открою? Деньги-то лишними не бывают, по нынешним-то временам…

– Тётка! Обижусь, ей-богу! Лучше хорошее чего расскажи. Потом, когда Ваня ушёл, она принялась думать, прикидывать.

У Серёжи дочка, может, Бог даст, ещё детишки будут. А Ваня то ли женится, то ли нет, кто его, шалопута, знает. И девчонки что-то никак наследниками не обзаведутся. Куда им, молодым, торопиться?.. Если же не по уму, а по сердцу, то Ваня, получается, самый любимый. Она никому об этом не говорит, не надо. В семье все равны должны быть, а то и до свары недалеко… Их вот было четыре брата, две сестры, дружно жили… После войны остались она да брат. Серёжка. Веселый он до войны был, на гармони играл – заслушаешься. Вернулся с одной рукой, весь перекалеченный. И прожил, считай, недолго совсем. В каком он году-то умер? Ну да, в том же, в котором Хрущёва сняли…

Ветеран Великой Отечественной войны Клавдия Михайловна Сомова умерла накануне своего дня рождения. В канун дня Победы. Хоронили её все соседи, весь городской Совет ветеранов. И внучатые племянники – Серёжа, Диана, Эвелина.

Капитан ОМОНа Иван Викторович Сомов вернулся из очередной командировки только через два месяца. Купил красного вина, пришел к тёткиной могиле, помянул.

В тот же вечер ему позвонила Эвелина:

– Ты представляешь, братец твой нам всем нос натянул! То-то он у тетки дневал и ночевал! Она ему квартиру подписала, а мы все умылись, вот!

Серега встретил брата мрачно.

– Ты б ещё попозже заявился, ребенок спит! Это вместо «здрассьте». А потом:

– Прикинь, тётка этим курам, Дианке с Эвелинкой, по сберкнижке оставила. Там, по моим прикидкам, тыщ по пятьдесят-шестьдесят. У тетки пенсия была хорошая, тратить некуда, вот она и копила. Можно подумать, им без этих денег – ну никак. Одна в банке работает, вторая три точки на рынке держит. А тут крутишься, как проклятый, колымишь…

– Серёг, ты мне альбомы теткины отдай, а? Они тебе всё равно без надобности.

В последние годы она не фотографировалась. А раньше – часто. С коллективом своей больницы. С друзьями. С соседями. С братом, то есть с дедушкой Серёжей… Вот это да, отец, оказывается, в молодости отращивал усы! А у Эвелинки были косы… точно, были. А вот и он, Ваня. Лет пяти, не больше. В любимой буденовке. Притворно серьёзный, а сам, наверное, только и думает, как бы поскорее да половчее смыться с семейного торжества во двор. И – совсем старое, с изломанными уголками, с рыжевато-бурыми, ржавыми пятнами. Медсестра, лицом похожая на Эвелину, и косы такие же, только уложены венцом, а рядом – лейтенант-танкист. На обороте – подпись лиловыми, чуть расплывшимися, но не выцветшими чернилами: «Клава Сомова. Ваня Лебедев. 1943. Брянский фронт».