Дмитрий Кедрин - Избранные произведения

Мужчины там стройны, крепки, широкоплечи.
От прочих на Литве — по чистой польской речи
Легко их отличить. Влиянье ляшской крови
Сказалось в добжинцах. Их волосы и брови,
Как смоль, черны. Лицом они пригожи сами —
Высоколобые, с орлиными носами.
Кто ни увидит их, всем ясно, что из Польши
Они ведут свой род. Хоть пролетело больше
Четырехсот годов с тех пор, как стаей птичьей
Осели здесь они, — мазурский свой обычай
Всё добжинцы блюдут. Крестя ребят — святого
Всегда берут они из края, им родного.
Пример найти легко: так, ежели папашу
Варфоломеем звать, то сына Матиашем
Окрестят, и когда отца зовут Матеем, —
Наследника наречь должны Варфоломеем.
Привычно нежит слух им звук имен старинных:
Все женщины подряд там Кахны иль Марины,
Чтоб одного с другим не спутать с непривычки, —
У женщин и мужчин есть прозвища и клички.
Те прозвища дают и трусу, и герою,
Одно не подойдет — придумают второе:
Вас этак, скажем, ксендз назвал, крестя в купели,
А в Добжине найти вам прозвище сумели
Похлеще!.. Из него в дома панов окрестных
Страсть клички раздавать проникла повсеместно,
Но, раздавая их, толпа не замечала,
Что в Добжине они берут свое начало
И там они нужны. Везде ж, где их давали
Из моды подражать, — они умны едва ли!

Так Добжинский Матей друзьями против воли
Был прозван «Петушком, сидящим на костеле».
Но с той поры, когда восстание Костюшки
Разбили и в земле похоронили пушки,
Соседи, отменив его былую кличку,
«Забоком» стали звать Матея за привычку,
Чуть ссора закипит, хвататься то и дело
За левое бедро, где сабля встарь висела.
Литвины же его «Матеем средь Матеев»
Прозвали, так как он, господствовать умея,
Был земляками чтим и свой фольварк построил
На площади, между костелом и корчмою.

Старинный тот фольварк, казалось, рухнет скоро.
Виднелся сад в пролом упавшего забора,
Березки средь двора белели, точно свечки…
И всё ж фольварк тот был столицею местечка!
Он был велик. Стена господской половины
Была из кирпича. Конюшни и овины
Теснились вкруг него. На обомшелой крыше,
Как на лугу, ковыль рос, что ни год, то выше.
По ветхим стрехам служб сползали прихотливо
Висячие сады шафрана и крапивы,
Пестрел хвостатый щир ковром цветистых пятен,
Чернели в чердаках окошки голубятен,
На крылышках косых разрезывая воздух,
Вкруг стен вились стрижи и щебетали в гнездах,
А кролики, резвясь, искали у порога
Просыпанный ячмень… короче, если строго
Судить, то этот дом, встарь славный, — напоследки
Подобие являл крольчатника иль клетки.
А сколько битв велось вкруг этого фольварка!
Немало тут враги оставили подарков:
В траве блестит ядра железная макушка,
По дому тем ядром пальнула шведов пушка,
Обрушило оно ворот гнилую створку,
И створка на него легла, как на подпорку.
Средь куколи густой, между седой полыни
Подгнившие кресты виднеются доныне —
Свидетели того, что польским ветеранам
В чужой земле пришлось лечь спать на поле бранном.
Внимательно взглянув, на гумнах и амбарах
Нетрудно отыскать следы пробоин старых,
А приглядевшись к ним, увидишь взглядом зорким,
Что в каждой спит картечь, как шмель в подземной норке.

Повсюду на гвоздях, крючках и петлях старых
Виднеются следы от сабельных ударов:
Коль саблей удалось срубить гвоздя головку,
Не выщербив клинка, — ценили зыгмунтовку!
Когда-то в доме был шляхетский герб над входом,
Но ласточки, гнездясь под крышей год за годом,
Свидетельство времен о знатности и силе
Живущей тут семьи — пометом облепили.
В сараях, в кладовых, в чуланах, — если нужно,
Лишь поищи, — найдешь на целый полк оружья:
Убранство Марса — шлем, позеленев от серы
Сражений, нынче стал гнездом для птиц Венеры —
Невинных голубков. В конюшне из кольчуги
Хозяйским жеребцам дают овес прислуги,
Забыв о вертелах, безбожная кухарка
Жаркое стала печь на шпагах в печке жаркой,
Закалку с них сводя… Повсюду Марс сердитый
Был вытеснен отсель Церерой домовитой.
В усадьбе и в дому, в сараях и на гумнах
Теперь царит она с Помоной и Вертумном.
Однако, выгнав прочь вояку Марса, ныне
Должны ему вернуть былую власть богини:
Война идет опять.
Примчался в Добжин конный.
Тут он стучится в дверь, там в переплет оконный.
Всех разбудил, как встарь на барщину! Местечко
Собралось у корчмы. Зажглись в костеле свечки.
Туда бежит народ. Всяк хочет знать: в чем дело?
У юношей в руках оружье зазвенело.
Ведут коней. Мужчин удерживают жены.
Всем, видно, по душе блеск сабель обнаженных,
Все рвутся в смертный бой! Одно бедняг смущает:
С кем и за что война — никто из них не знает.
А в доме у ксендза, вопрос решая трудный,
Совет из стариков собрался многолюдный,
Но должного принять решенья не умея,
Послал своих гонцов в фольварк к отцу Матею.