Дмитрий Кедрин - Избранные произведения

Полураскрывши клюв, могучий гриф устало
Упал на этот холм, и крылья распластал он.
Наш Янчи слез с него и, отпустив крыло,
Задумчиво пошел в родимое село.

«Из странствий, — думал он, — я не принес сокровищ,
Но ты, моя любовь, мне дверь без них откроешь!
Важней, что верный друг к тебе вернулся вновь,
Вернулся и принес старинную любовь».

Меж тем в село плелись скрипучие телеги.
Уж виноград созрел. Янтарные побеги
Укладывал народ в бочонки дотемна,
И всюду стлался дух прокисшего вина.

Сельчане пастуха уже не узнавали,
Да Янчи-то и сам их замечал едва ли:
Не видя ничего, он шел на край села
К той хижине в саду, где Илушка жила.

Когда открыл он дверь, когда вступил он в сени,
Дыханье у него стеснилось на мгновенье,
Но, в комнату войдя возлюбленной своей,
Толпу чужих людей пастух увидел в ней.

«Я не туда попал!» — берясь за ручку двери,
Подумал наш герой (он сам себе не верил!).
Но женщина одна, прервав домашний труд,
Спросила у него, кого он ищет тут.

Взволнованный пастух назвал себя молодке…
«По смуглому лицу, одежде и походке, —
Воскликнула она, — я б не узнала вас!
Как хорошо, что вы вернулись в добрый час.

Войдите к нам в избу, благослови вас боже!
Вам надо отдохнуть. Я расскажу вам позже
Все новости родной округи и села».
И добрая душа его в избу ввела.

«Вы, дядюшка, меня не помните, пожалуй.
Я чуть не каждый день у Илушки бывала.
Мы жили рядом тут, да домик наш снесен…»
«А где ж она сама?» — спросил молодку он.

Красавицы глаза наполнились слезами.
«Ужель вам ничего соседи не сказали? —
Смахнув слезу с ресниц, ответила она. —
Ведь Илушка давно в земле схоронена…»

Добро, что на скамью уселся Кукуруза!
Когда бы он стоял, от тягостного груза
Жестокой вести той пастух свалился б с ног…
Рукою сердце он прижал, насколько мог.

Казалось, он хотел из сердца вырвать муку.
И долго просидел он, опершись на руку,
Как будто бы уснул. И, словно пробужден,
Молодку наконец спросил негромко он:

«Быть может, ты мне лжешь? Быть может, замуж вышла
Любимая моя, решив, что раз не слышно
Так долго обо мне, то, верно, я в гробу,
И в мужнюю она перебралась избу?

Я Илушку тогда увижу непременно,
И верь, что будет мне сладка ее измена…»
У женщины в лице была печаль видна,
И понял Янчи наш, что не лгала она.

Из глаз его забил источник слез обильный,
Он деревянный стол рукою обнял сильной
И голосом, порой ломавшимся от слез,
Склонясь на этот стол, с тоскою произнес:

«Зачем я не погиб с пашою в бранном споре?
Зачем я не нашел свою могилу в море?
И почему стрела господнего огня,
Как молния в скалу, ударила в меня?..»

Прошли часы. Печаль его терзать устала,
Немало потрудясь, кручина задремала,
И он спросил, лицо поднявши от стола:
«Скажи мне: как моя голубка умерла?»

«Бедняжки чистый дух сломили огорченья,
Сердечная тоска и мачехи мученья.
Но та за этот грех ответила сама:
Достались ей в удел лишь посох да сума.

Сиротка вас звала, когда ей было плохо,
И в тяжкий час конца сказала с тихим вздохом:
„Любимый Янчи мой! Когда любовь свою
Не позабудешь ты, мы встретимся в раю!“

Благословивши вас, она глаза закрыла
И тихо умерла. Близка ее могила.
Соседи до глухих кладбищенских ворот
За бедным гробом шли — и плакал весь народ».

И Янчи захотел проститься с гробом милой.
Молодка на погост беднягу проводила
Оставшись там один, от горя сам не свой,
На холмик дорогой упал он головой.

Упал и зарыдал и те припомнил лета,
Когда ее глаза горели чистым светом…
А нынче те глаза в земле схоронены,
Потухли навсегда, навеки холодны!

Уже закат погас, и солнце закатилось,
И бледная луна над миром засветилась,
Печально озарив осенний небосклон,
Когда с сырой земли поднялся тихо он.

Поднялся, постоял, побрел, роняя слезы…
Потом вернулся вновь. Колючий кустик розы
На холмике расцвел и сиротливо рос.
И Кукуруза наш сорвал одну из роз

И прошептал цветку: «Ты поднялся из пыли
Возлюбленной моей, что крепко спит в могиле.
В скитаниях моих не покидай меня!»
И вдаль ушел, цветок на сердце схороня.