Генрик Ибсен - Драмы. Стихотворения

Рыбак бессердечен, но птица нежна:
Опять выстилает гнездо она.

И снова он грабит ее — и вновь
Готовит гнездо слепая любовь.

Но грабит он в третий, в последний раз —
И, крылья расправив, в полночный час

Летит с окровавленной грудью она
На юг, на юг! где сияет весна.

Слово нам летит вослед
В дальних жизненных скитаньях,
Голубой вплетая цвет
В наш венок воспоминаний.
И оно звучит порой В нашей скорби и в томленье,
Нам даруя исцеленье;
Это слово — край родной.

Осень темная пришла,
Ласточка на юг стремится;
Все же ждет она тепла,
Чтоб на север возвратиться.
То гнездо, где пела мать,
Не забыть ей, улетая;
Будет вечно тосковать
О своем родимом крае.

Так и ты в чужом краю
Мчишься за море мечтами —
Видишь родину свою
За безбрежными волнами.
Право, виноградный сок
Южных лоз, кроваво-черных,
Ты бы отдал за глоток
Из ее потоков горных.

Зимним вечером сидишь
В тихой келье одинокой,
В пламя алое глядишь,
Призадумавшись глубоко;
Словно нити теребя
Дорогих воспоминаний,
Видишь мальчиком себя
У огня в каморке няни.

Сказки милых детских лет,
Звуки старых песнопений, —
То, что в суете сует
Было предано забвенью, —
Слышишь? Вновь минувших дней
Просыпаются преданья,
И текут воспоминанья
К дому матери твоей.

Родина! Твой звучный глас
В нас не смолкнет до могилы!
Сад поэзии для нас
Ты, как солнцем, озарила.
И цветок искусства — он
Порожден землей отчизны;
На чужбине осужден
Потерять он краски жизни.

Чем же край наш не богат?
Словно куст, цветами полный,
Иль поэзии каскад,
Бьют навстречу жизни волны.
Разве скромный наш народ
В высях скал, в тени долины
Живописцу не дает
Дивных красок для картины?

Пышет юг в своих садах
Апельсином и платаном,
Но на севере в горах
Встали ели с тонким станом.
Их изгиб приятен нам,
Тень их манит в час досуга, —
Для чего ж искусства храм
Воздвигать нам в рощах юга?

Над холмами зазвучал
Звонкий рог крестьянской девы;
Оглашает выси скал
Хульдра {58} жалобным напевом.
Песня девушек легка,
Хульдра скорбная томится,
Так веселье и тоска
Лишь в народе могут слиться.

Если ж чувствами полна
До краев душа живая,
Скорбь и радость мы до дна
В наших песнях изливаем.
Нам искусство — мир родной!
То искусство, где народа
Истолкована природа,
Где он видит образ свой.

Скальдом-жаворонком стать
Суждено не всякой птице,
Все же песни распевать
В меру сил она стремится.

Вам сегодня надлежит
Нас судить не слишком строго, —
Пред художником лежит
Многотрудная дорога.

Я помню так явственно, как будто я только сейчас
Увидел свой стих напечатанным в первый раз.
Сидел я тогда в каморке своей, с трубкой во рту,
Пуская задумчиво дым, одну лелея мечту.

«Я строю воздушный дворец, где два флигеля рядом стоят,
Большой и малый, — они север собой озарят.
В большом — знаменитому скальду чем не житье,
А в малом у милой бы гнездышко было свое».

Мне стройным таким казался тогда мой план,
Лишь много поздней обнаружился в нем изъян:
Когда образумился мастер, то обезумел дворец:
Стал малым флигель большой, разрушился малый вконец.

Живет буревестник на гребне утеса, —
Я это от старого слышал матроса.

Он в пене сверкает крылами и стонет,
Скользит над волнами и в море не тонет,

Качается мерно на зыбкой лазури,
При штиле молчит и кричит перед бурей.

То реет под тучей, то с гребнями рядом,
Как наши мечты между небом и адом.

Тяжел он для воздуха, легок для моря.
Вот, птица-поэт, в чем и радость и горе.

И хуже всего, что ученый с опаской
Рассказ моряка счел бы сущею сказкой.

Мешок на плечи водрузил,
Ружье держу в руке,
Оконце я заколотил,
И двери на замке,
А за стеной старуха мать,
К ней надо заглянуть,
Чтобы проститься и сказать:
«Дай срок, увидимся опять!
Я отправляюсь в путь!»