Александр Кердан - Избранное

Из темноты веков, со дна,
Почти от сотворенья мира, —
Туда, где бледная луна
Лицо за тучами сокрыла.

Мы не ссоримся, но если
Раздраженье доконало,
Нас помирит одеяло:
Спать-то – рядом,
Жить-то вместе!

Золотая аксиома:
Пониманье нам дороже…
Ночь заботы дня итожит.
Ночь – цемент в устоях дома.

И – любое наше утро
Там, во тьме, берет начало.
Спрячемся под одеяло
И – не ссорились, как будто…

Когда бываю я не прав,
Прошу прощения у трав.
У неба, где звезда дрожит,
У камня, что у ног лежит.
У песни, что поет скворец,
У провиденья, наконец…
Но – не у той, пред кем вина
Жжет сердце, мучает меня.
Молчу угрюмо перед ней,
Как перед совестью своей.
Поскольку ни к чему слова,
Покуда в нас любовь жива.

Я – счастливый человек.
(Тьфу, чтобы не сглазить!)
Мне дарован славный век.
(Тьфу, чтобы не сглазить!)
Мама есть и есть жена.
(Тьфу, чтобы не сглазить!)
Есть квартира и страна.
(Тьфу, чтобы не сглазить!)
Есть успех и неуспех.
(Тьфу, чтобы не сглазить!)
К слезам – слезы. К смеху – смех.
(Тьфу, чтобы не сглазить!)
Есть и проза, и стихи.
(Тьфу, чтобы не сглазить!)
Есть друзья, и есть враги.
(Тьфу, чтобы не сглазить!)
В общем, что мне горевать?
(Тьфу, чтобы не сглазить!)
Двум смертям-то не бывать.
(Тьфу, чтобы не сглазить!)…

Мы все – природы сыновья
И логике подвластны древней…
Не потому ль родился я
На стыке города с деревней.

В окно кричали петухи,
Но громче их – гудки разреза…
И сызмальства, мои стихи —
На стыке неба и железа.

До леса лишь рукой подать,
И до вокзала недалече…
И вечен, словно благодать,
Миг – от прощания
до встречи.

В России нет свободы, только – воля.
Она одна дороже всех свобод!
Поскольку, не судьба у нас, а доля,
И мы – не населенье, а – народ.

И всей цивилизации законы
Для нас мертвы…
Живем мы наобум!
То бунт кровавый, то набата звоны
Нам будоражат запоздалый ум.

И зарекаясь, видимо, недаром,
От нищенской сумы и от тюрьмы,
Все ж, не суда земного —
Божьей кары,
Как воли собственной, боимся мы.

Ожидаем прихода мессии
На пороге столетий, как встарь…
Прорастает церквями Россия,
Словно порослью бывшая гарь.

Белостенны они, как березы,
И все тянутся, тянутся ввысь,
Где зарницами вешние грозы
Над распутицей нашей зажглись.

И пускай не отыщешь просвета
В столкновеньях неистовых туч,
Но уже повернулась планета,
Как подсолнух, на солнечный луч.

Значит, все перетерпим, как прежде.
Корни – в прахе, в крестах – купола…
Новый век прорастает надеждой,
Там, где раньше лишь вера была.

Еще на озере Чудском взломают лед,
И пузыри взметнутся в полынье…
И князь усталый кровь с меча сотрет,
Сам – невредим – в порубленной броне.
И ратники по полю побредут,
Ища своих…
Но это все – потом…
Кто будет жить, кого в бою убьют? —
Один Всевышний ведает о том.
Идут дружины.
Длинные щиты
У них алеют ярче, чем заря.
Ползет обоз.
Весть принесли посты,
Что впереди селения горят.
Гремит набат.
И голоса его
Страшась, наверно, больше, чем ножа,
Стегая иноходца своего,
Изменник в стан врага спешит,
дрожа…
И под тяжелым взглядом воевод,
Забыв свое холопство и нужду,
Вчерашний смерд рогатину берет —
Мол, смерть красна у мира на виду!
И вьется у околиц ребятня,
И бабы, провожая во —
ин —
ство,
Мужей знаменьем крестным осеня,
Боятся верить в скорое вдовство.