Олег Северюхин - Я вас поглажу мягкой лапой

Но точно знаем, что покоя
Не будет знать огромный дом,
Забудут, что это такое,
Поскольку вместе мы живем.

А где-то рядом дочка Настя
В восторг приводит пап и мам,
Она сама по жизни счастье
И скоро будет в гости к нам.

Николь и Настя в том романе
Найдут себе свою судьбу,
Об этом в книжечке в кармане
Я чуть попозже напишу.

Завяжите мне руки рубашкой
И заклейте мне пластырем рот,
Виртуально я буду с рюмашкой
И скажу удивительный тост

Про Сократа, Геракла, Сизифа,
Что в палате со мною лежат,
Про врачиху – ужасная фифа,
На меня не поднимет свой взгляд.

Я нормальный во всех отношениях,
Я танцую, пою и пишу,
Даже в белых своих облачениях
Я совсем ни о чем не прошу.

Знаю, просто никто не поверит,
Что я ночью летаю во сне,
Что я взглядом открою все двери
И на улице выпадет снег.

чего-то вдруг в какой-то год
мела поземка и бродила гадость
я прикрывал от зева рот
была в глазах вечерних радость
за поворотом дальним дом
скрипит в дверях моих пружина
деревья голые кругом
и цвета белого машина
в короткой шубке шла она
моей души совсем не слыша
светила ей с небес луна
и на земле лежала крыша
куда ушел в семнадцать лет
чего искал в пути романтик
того мальчишки уже нет
и ходит во дворе лунатик
вся жизнь была как дивный сон
в ней были взлеты и паденья
мы с нею пели в унисон
и каждый день был днем рожденья
я не люблю букет цветов
прекрасна только единица
и аромат твоих духов
мне часто тихой ночью снится

Я люблю считать моих верблюдов,
По ночам, когда совсем не сплю,
Вот урюк на старом медном блюде,
Я со смаком есть его люблю.

За моей спиной поют барханы,
Мне кальян подаст моя ханум,
Вот в тени сидят седые ханы,
Обсуждая тайны Кара-Кум.

После двух затяжек из кальяна
Мне открылся сладостный Эдем,
Все вокруг покрыто кашей манной,
Я один ее никак не съем.

Я по жизни много где полазил,
Нюхал в городах я жизни дым,
Только лучше всех Европ и Азий
Маленький уютный мой кильдым.

Я молил в обед вчера Аллаха,
Чтоб не слал мне гурий по частям,
Будет целой, и на ней рубаха,
За нее я жизнь свою отдам.

Нет в саду моем цветочков,
В нем живет любимая жена,
Я купил ей сто платочков,
Чтобы быть красивой для меня.

Я люблю считать своих верблюдов,
Словно деньги в пухлом кошельке,
Как фисташки на любимом блюде,
Как красавиц в нашем кишлаке.

Вертолеты трещат, вертолеты дрожат
И трясет в вертолетах приборы,
Я мешками куда-то в угол зажат,
Мы взлетаем, сметая заборы.

Вертолет наш по метру ползет в высоту
В облаках над хребтами Кавказа,
Здесь орлы не летают лишь мы в пустоту
Улетаем по воле приказа.

Мы могли бы лететь по другому пути,
Но Кавказ весь пылает в огне,
Это Див над людьми лишь слегка пошутил,
Обещая всем счастье в горшке на окне.

Улетел навсегда наш ковер-вертолет,
Пусть живут эти люди, как знают,
Может, дети когда-то предъявят им счет,
В чайхане похлебав с водкой чаю.

На вокзалах больших суета,
Кто-то едет, кого-то встречают,
Кто же гонит людей и туда, и сюда
Посидеть у окна с кружкой чая.

Вот буфет, самовар – метра два,
Словно зеркало, видно все в зале,
Все шумят, говорят и гудит голова,
Отражаясь в блестящем металле.

Я бы тоже c толпой побежал,
На какую мне скажут платформу,
И поехал бы снова к своим рубежам,
Не забыв пограничную форму.

Мы лежали с тобой в постели
На исходе дождливого мая,
Где-то птицы в поля полетели
И кино шло о гибели майя.

На меня ты смотрела с печалью,
Вот я встану, надену одежду,
На столе приготовлено к чаю
Я обратно в Сибирь к себе еду.

Мы, возможно, с тобою не встретимся
В этой жизни на нашей планете,
Только знай, что звезда моя светится
Чуть правее летящей кометы.

Догорает свеча,
Наступает рассвет,
Потихоньку пью чай
И в кармане билет.