Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

И сразу же откликом радостным, резким
Не эхо откликнется гулко, а гром
Словацким, словенским, хорватским и чешским,
Болгарским и сербским родным языком.

Затем что отсюда, от снежной вершины,
До Чешского гребня, до склонов Карпат,
В сиянии ярком хребты-исполины
На страже славянского мира стоят!

Брезжит мутный рассвет над Берлином,
Мелкий дождь моросит по камням.
Как я счастлив, что с днем-исполином
В этот город вступаю я сам.

По развалинам зданий бетонных
Со ступени крутой на ступень,
Мимо парков, огнем опаленных,
Нас ведет разгоревшийся день.

Красный флаг над стенами рейхстага,
А в глазах нестерпимо рябит,
И от каждого быстрого шага
Здесь асфальт под ногами гудит.

Сколько пыли, как будто в пустыне,
Наметает — дышать тяжело,
Ведь с пылающих зданий в Берлине
Ту кирпичную пыль разнесло.

Вот пожарища банков, гостиниц,
Министерств, канцелярий, дворцов, —
И угодливо смотрит берлинец
На веселых советских бойцов.

Над Эльбою, в землянке обветшалой,
В тот час, когда мы кончили войну,
Впервые въявь услышав тишину,
Сказал мне тихо офицер бывалый:
«Как хорошо, что есть на свете дом
Вдали от мест печальных и суровых, —
Там наклонилась ива над прудом,
И ждут меня в краю лесов сосновых.
Теперь мы научилися ценить,
Что есть места, где так чисты криницы,
Где можно воду без опаски пить
И без нагана ночью спать ложиться.
Как хорошо, что есть одна душа,
Которой слово дорого простое,
Как встретимся мы с нею, не спеша
Ей расскажу в боях пережитое.
Но если годы болью старых ран
Об этом дне нежданно мне напомнят
И на заре предутренней в туман
Я выйду с ней из тихих-тихих комнат,
Вдруг тишина мне станет нелегка,
Покажется трудней того раската,
Что вот недавно шел издалека
И умирал при отблеске заката.
Нас чище сердцем сделала война!
Огонь! Огонь! А как мы шли спокойно.
И надо жизнь продумать, чтоб она
Всегда была прошедших дней достойна».

Помню улицы города хмурые,
Злое небо десятых годов,
Всхлипы вальса «На сопках Маньчжурии»
В духоте постоялых дворов.

И рассказ, как заря над «Варягом»
Догорала в безвестном краю,
На корме, под простреленным флагом,
Умирали матросы в бою.

Не сдаваясь, открывши кингстоны,
В грозный час «Стерегущий» тонул,
С порт-артурских высот опаленных
Сквозь года к нам доносится гул.

Умирая, вы знали: потомство
Отомстит за Цусиму врагам,
И взошло беззакатное солнце,
Озаряя наш путь по волнам.

Так свершаются времени сроки,
И выходит наш флот молодой
На простор океанский, широкий
За туманной Курильской грядой.

Среди сотен разбитых домов
Уцелел старый дом в Нюрнберге,
Он угрюм, неказист и суров,
Только люстры сверкают, как серьги.

Ветер узкую дверь распахнул,
За углом опрокинулись будки.
Четырех государств караул
Здесь сменяется каждые сутки.

По утрам — караула развод.
Еще улицы тонут в тумане,
А уже разводящий идет,
И дежурство сдают англичане.

Капитан — командиром у них,
Постучав по камням каблуками,
Он солдат заставляет своих
Для чего-то подрыгать ногами.

Очень странен подобный обряд…
Покричали они по старинке,
И повел их унылый солдат
Под неспешное пенье волынки.

Погляди на него, погляди…
Высоченнейший, в юбочке странной
И с цепочкой свистка на груди,
Он идет по дорожке туманной.

Ветер треплет флажки на столбах,
И сержант, коренастый, кудрявый,
С автоматом и с орденом Славы
Неподвижно стоит на часах.

Он родился в селе за Окой,
Издалече он шел, издалече,
И грустит на сторонке чужой
По покинутом милом заречье.

Как дороги войны далеки…
Как трудны отошедшие годы…
Он пешком сюда шел от Оки
И пришел под угрюмые своды.

Лишь воздвигнет рассвет города
Над плывущими вдаль облаками,
Нюрнбержцы приходят сюда
И глядят на сержанта часами.