Виссарион Саянов - Стихотворения и поэмы

Безвестный агитатор в старой куртке
Ходил тогда по шумным коридорам,
Сутулясь, как по просеке лесной.
Как по листве опавшей, по листовкам
Разорванным ступал он осторожно,
Простаивал часами перед картой,
Раскрашенной и пестрой, как закат.

Мела метель, кружились долго хлопья,
Как будто перья белых куропаток
В тот час на землю падали.
Он шел
Ко вмерзшему в лед синий пароходу,
Где спорили усталые охтянки
И долговязый журавель колодца,
Поклонами встречавший издалека,
Напоминал родимую деревню.

Закованная крепко в броню льда,
Нева свирепо выла под мостами,
Из прорубей струился пар косматый,
Она дышала в полночь тяжело,
И лед трещал, как будто грудь реки
Железный обруч с гулом распирала.
А той зимой на берегу залива,
Как крылья птиц, замерзших на лету,
Висели паруса на старых лодках,
И падала колючая звезда
В дымки́ костров, пылавших на закате.

Он полюбил туманы над Невой.
Его везде встречали. На заводах
Он появлялся часто вечерами,
И в спор вступал, и, медленно крутя
Солдатскую цигарку, улыбался.
Бывало, в ночь ревут гудки тревоги.
Под выстрелами гаснут фонари
На перекрестках. Ходят патрули
По улицам. Рабочие отряды
Спешат к вокзалам. Где-нибудь за Гдовом
В короткий час походного привала
Проходит он. Как часто в свежих гранках,
Еще пропахших краской типографской,
Подписанные Лениным декреты
Он вслух читал.
В солдатских сапогах,
В потертой куртке, в шапке набекрень,
С огромным свертком новых книг под мышкой,
Он предо мной — как памятник живой
Родному восемнадцатому году.

Где облака настой сосновый пьют,
И на заре токуют глухари,
И в зимний день гудят деревья, в рев
Изюбров быстрых голос свой вплетая,
В глуши лесов, далекий, верный друг,
Учитель мой в дни юности веселой,
Быть может, эти строки перечтешь,
И улыбнешься, и вздохнешь украдкой,
И вновь припомнишь льдину на ветру.
Спор до утра.
Гудки тревоги.
Смольный…

Загремели валы в отлете
На высокой морской волне.
Сказку сказывали на гальоте
Поздней ночью поморы мне.

Будто Ленин скитался смолоду,
С погорельцами в дружбе жил,
В города — в Архангельск и в Вологду —
Он как странник простой входил.

Старина ли, заветный голос ли, —
Снова зори горят огнем,
В деревнях позабытой волости
Знает каждый с тех пор о нем.

Был солдатик один особенный
Из онежской лесной стороны,
Со своей лесною родиной
Распрощался он в год войны.

Он с полками дивизий русских
Шел четыреста дней подряд
От постылых болот Мазурских
До застывших в снегах Карпат.

Как царя со князьями сбросили,
Как шиповник в лесах отцвел,
В дни туманные поздней осени
С фронта он в Петроград пришел.

Непогожими днями осенними
Паровозы бегут в дыму,
И явился солдатик к Ленину,
Со слезами сказал ему:

«Может, вас и встречал я смолоду,
Только где — и не вспомню сам,
Иль в село, за лесную Вологду,
Приходили вы прежде к нам?»

Ленин ласково улыбнулся,
Крепко руку ему пожал,
И солдат в село не вернулся,
Он в охрану Ленина встал.

Посейчас под стеной кремлевскою,
Где Ильич в мавзолее спит,
Где заря — золотой полоскою,
Тот солдат на часах стоит.

Как ро́стится щука порой ледолома,
В день молнии первой и первого грома,

Когда громыхает на озере лед,
На сойме высокой рыбачка плывет.

Она синеглазая, с желтой косой,
С обветренной сильной, широкой рукой,

В плетенных из дранки корзинах у ней
Лососи и пестрые спины ершей.

И знают рыбачку в краю приозерном
И помнят по песням ее непритворным.

Когда, белее снега,
Проходят облака,
Приснится им Онего,
Развод ее платка,

И словно сердце ранит
Напев ее речей,
По ней тоскует странник,
Всю жизнь грустит по ней.

Она, как хозяйка озер знаменитых,
Плывет на заре мимо лодок разбитых.

И славится ясного края краса:
Желтее, чем лен, у рыбачки коса.

Как только слетаются в белую ночь
Над озером ветры, чтоб волны толочь,