Данте Алигьери - Божественная комедия. Ад

Т. е. может ли возникнуть ветер, когда лучи солнца не извлекают здесь паров и когда, стало быть, ничто не нарушает равновесия в атмосфере? Филалетес.

Она возникает от взмахов крыл Люцифера (Ада XXXIV, 50–52).

Тень эта принимает Данта и Виргилия за грешников, которые по важности совершенной ими измены идут занять место в последнем отделе этого круга – в Джиудекке.

Альбериго де' Манфреди, монах из Веселой Братии (Ада XXIII, 103 и пр.), член могущественного дома Манфреди, в Фаэнце дома, стоявшего во главе гвельфской партии. Однажды, поссорившись с родственником своим Манфреди де' Манфреди, Альбериго получил от него пощечину. Пылая мщением, он скрыл однако ж свою злобу и, по-видимому, примирился с Манфреди. Для заключения окончательного примирения он пригласил Манфреди с его сыном Альбергетто, еще почти ребенком, к себе на пир. В конце обеда он закричал: «принесите фрукты!» на этот условленный знак прибежали Уголино и Франческо де' Манфреда и убили несчастного отца с сыном. Филадетес.

Mathaeus de Griffonibus говорит, что фрукты брата Альбериго вошли в пословицу; Данте делает, по-видимому, намек на эту поговорку, а также и на то, что убийство, согласно с преданием, совершено в саду. Смысл этой пословицы: за худое получаю худшее, или из огня да в полымя.

В подлин. Атропос, парка, перерывающая нить жизни, смерть.

«Как скоро душа изменит другу, тотчас вся любовь ее исчезает, душа цепенеет во льду вечной ненависти, она утратила жизнь и все ее удовольствия; она умерла вживе и все ее действия устремлены к одной цели – делать зло.» Копишь.

Сер Бранка д'Ориа, генуезец, из гибеллинской фамилии Д' Ориа, в союзе с своим племянником, изменнически умертвил во время дружеской трапезы своего тестя Микеле Цанке (Ада XXII, 88 и пр.), чтоб завладеть его поместьями в Сардинии. Подробнее о д' Ориа и Спинола, двух фамилиях, управлявших в то время Генуей, см. у Филалетеса, Die Hölle р. 282.

Данте изменяет данному слову. «Этот поступок ставили в упрек поэту; но на земле он конечно бы так не поступил. Мог ли он представить нам свой яд ужаснее, нам изобразив его таким местом, где исчезают все человеческие чувства и где нарушаются все понятия о долге? Выше он выказывал более человеколюбия, но здесь – он на дне ада.» Каннегиссер.

Этой выходке Данта против Генуезцев может служить оправданием следующее место из собственного их летописца Иакопо д' Ориа. Изобразив цветущее состояние, торговлю и богатство Генуи, он прибавляет: «Но хотя Генуя и стояла тогда на такой степени могущества славы и богатства, однако ж, не смотря на то, стали появляться все чаще и чаще убийцы, злодеи и всякого рада нарушители правосудия нам внутри, там и вне городя; ибо эти злодеи в правление упомянутого подесты день и ночь ранили и убивали друг друга мечами и копьями. Поэтому мудрые (sapientes, buon' uomi, prud' hommes) положили на общем совете избрать из среды своей 18 предусмотрительных и умных людей, предоставив им на месяц полную свободу и власть делать все, что найдут они необходимым для водворения спокойствия в городе (bonum statum ciyitatis).» (Annal. Genuea. Mur. Sc. rer. It. Vol. VI, 608). Замечательно, что Данте в одной и той же песне беспощадно порицает два соперничествовавшие между собою города – Геную и Пизу. Филалетес.

Душа из Романьи есть Альбериго, родом из Фаэнцы в Романье; другая же тень есть генуезец Бранка д'Ориа.

Vexilla regis prodeunt inferni – начало несколько измененного Дантом католического гимна; слова эти значат в переводе: знамена Ада приближаются к нам.

Не без умысла сравнен Люцифер с мельницею, если вспомним, что он зубами дробить по грешнику в каждом из трех своих зевов. Копишь.

«Адский ветр, волновавший, как мы видели, сперва море житейское (Ада I, 22–24), потом укрощенный блеском божественной молнии, (Ада III, 133–134) и, наконец, явлением божественного посла (Ада IX, 64–72), теперь с большею яростью повеял на поэта; но он берет в защитники Виргилия, разум человеческий, и смело идет ему на встречу.» Копишь.

Поэты вступают в последнее отделение Коцита, в так наз. Джиудекку (ст. 117), где казнится грех высочайшего эгоизма – измена благодетелям и Богу. «Здесь полнейшая замкнутость души самой в себе: все горе здесь тяготеет прямо на сердце; здесь грешники вполне оцепенели во льду своих грехов; здесь никакое человеческое движение не имеет уже места: все тут окаменело как от окаменяющего взгляда Медузы (Ада IX, 56–61 и примеч.) Копишь.