Ричард Овери - Сталин и Гитлер

Описание этих форм власти требует особого политического словаря, не похожего на общепринятые. Способы правления диктаторов противоречили общепризнанным нормам процессов принятия решений и путей формирования политики; большая часть процедур осуществлялась тайно и скрытно, так, чтобы не осталось никаких письменных следов в архивах; при этом навязывание политики обществу зависело от степени возможностей использования чрезвычайного положения и исключительной, как правило принудительной, власти для того, чтобы транслировать волю диктаторов в сферу реальной политики и практических действий. В обоих случаях диктаторы оказались способными воспользоваться отсутствием четко обозначенных границ власти в период, предшествовавший установлению диктатуры. Фундаментальная слабость марксистской политики заключалась в том, что в рамках основных ее концепций и основных ее постулатов было невозможно с достаточной определенностью охарактеризовать природу власти. Даже ленинское утверждение о «диктатуре пролетариата» при «руководящей роли» партии оставляло открытым вопрос о том, как эта власть может быть установлена и каковыми должны быть формы ее функционирования. Сталинская диктатура стала первой в ряду многих последовавших за ней коммунистических государств, где власть строилась искусственно на основе доктрины, в рамках которой проблема власти целенаправленно игнорировалась. В случае с Гитлером концепция политической власти переживала кризис в 1920-х годах, когда миллионы немцев отвергали республиканскую систему как изначально неспособную осуществлять решительную политику. Оба тирана воспользовались возникшим в 1920-х годах вакуумом власти, установив такие ее формы, которые получили поддержку большинства населения и были абсолютными по своей сути и с которыми большая часть населения могла идентифицировать себя.

Ни один из лидеров не испытывал никаких серьезных ограничений в осуществлении своей власти. Однако на практике это не означало, что они повсюду вмешивались во все детали окружающей действительности, напротив, они принимали советы, иногда прислушивались к возражениям и оба внимательно следили за общественным мнением. И все же ни одного из этих обстоятельств не оказалось достаточно, чтобы заставить их изменить решения по вопросам, имевшим для них какое-либо значение. Несмотря на то что традиционный образ всемогущего, всевидящего деспота, воцарившегося в самой сердцевине хорошо смазанной политической машины, был существенным образом дискредитирован, оба человека тем не менее обладали потенциально неограниченной властью (и средствами, позволявшими им гарантировать себе эту власть, получая народную поддержку и по своему усмотрению делегируя полномочия). Не существуй этой власти, невозможно было бы понять причины их мрачных достижений. Уникальная природа этой формы власти становится очевидной, если отталкиваться от проблемы ее репродукции. Гитлер в 1930-х годах много думал о проблеме преемственности власти, то же самое, возможно, происходило и в системе, где «решающим фактором считалась не «должность», а «личность». В 1934 году он издал указ, согласно которому в случае его смерти или убийства его преемником становился Геринг; к этому имени в 1939 году он добавил маловероятную в этой роли фигуру Гесса («одного из величайших оригиналов Третьего рейха», – по мнению Шпеера), на тот случай, если что-либо произойдет с Герингом 107. Однако преемственность ни в коем случае не носила наследственный характер: Гитлер настаивал на том, чтобы следующий фюрер был одобрен партией и народом на всеобщем плебисците и специальной партийной выборной коллегии. Он верил, что будущие лидеры, так же как и он сам, могут выйти из народа, и такими путями, которые не прописаны никакими конституционными правилами 108. Ситуация в Советском Союзе всегда рассматривалась как отличная от той, что была в Германии, поскольку авторитарное государство, в котором доминировала партия, предшествовало сталинской диктатуре. Но и в этом случае особая власть, принадлежавшая Сталину, завершила свое существование с его смертью. Уже в преддверии его ухода потенциальные преемники его власти начали разбор инструментов, обеспечивших личную диктатуру Сталина. Секретная канцелярия была превращена в официальный департамент, должный обслуживать всю систему, а не только Первого секретаря партии.

В 1952 году Сталин был вынужден созвать съезд партии, первый с 1939 года, а заседания Центрального комитета начали проходить более регулярно. Сразу после смерти Сталина была достигнута договоренность о коллективном характере руководства. Когда в 1953 году в качестве преемника Сталина на посту Первого секретаря партии оказался Хрущев, ему были предоставлены хотя и широкие, но отнюдь не неограниченные полномочия. Одиннадцать лет спустя он был смещен Центральным комитетом 109. Ни в Германии, ни в Советском Союзе привычная власть, которой обладали Гитлер и Сталин, и то искусство правления, которое они демонстрировали, оказались неспособными к воспроизводству. Обе диктатуры были продуктом особого момента в истории двух обществ, положившего начало развитию уникальной связи между населением и его лидером, которая могла существовать, пока были живы сами лидеры.