Владимир Малявин - Китай управляемый [старый добрый менеджмент] [litres]

Уже ученый II века Цай Юн, автор самого раннего эссе об искусстве каллиграфии в Китае, писал о «девяти фигурах силы письма», которые соответствуют некоей целокупной и потому неудержимой силе «текущего момента»: «когда сила приходит, ее не остановить; когда сила уходит, ее не удержать». Согласно Цай Юну, «девять фигур силы» образуют в совокупности некий круговорот духовной практики, обеспечивающий преемственность традиции помимо слов (девятка здесь, как и у Сунь-цзы, служит обозначением полноты свойств бытия). Он пишет:

«Когда девять видов силы воспроизведены по порядку, тогда сам собою, без наставлений учителя, соединяешься с мудрецами прежних времен». [114] Комментированный перевод эссе Цай Юна см. в книге: Китайское искусство: принципы, школы, мастера. Сост. В.В. Малявин. – Москва: АСТ, 2004.

Суждения Цай Юна показывают, что создание и реализация «потенциала ситуации» есть творческий акт в полном смысле слова. Цай Юн не упоминает, с какими «древними учителями» можно «соединиться», воспроизводя различные конфигурации духовной силы, и это умолчание неслучайно. «Древность» у него служит знаком «непреходящего начала», которое «дает всему быть» и потому остается вполне анонимным. Речь идет именно о силе самообновления жизни, про-израстания всего живого. И эта сила, воплощая неуничтожимые свойства жизни, удостоверяет и «подлинность» (чжэнь) любого существования. А жизнь подлинная – это всегда жизнь одухотворенная, проникнутая сознанием и сознательно прожитая. Чуткое «следование» силе вещей есть одновременно и разновидность знания, причем знания в своем роде высшего, совершенного.

Дальнейшее осмысление понятия «силы вещей» (оно же потенциал обстановки, оно же неявленное господство, данное в консенсусе) в истории китайской мысли было связано именно с вопросом о преемствовании вечносущих качеств существования (неизбывной «древности») в потоке жизненных и исторических перемен. Речь идет, вообще говоря, о центральной проблеме китайской традиции. «Силу вещей» трактовали как сокровенный источник перемен, некую неосознаваемую современниками «истину времени», которая незримо, но властно определяет и поведение людей, и весь порядок вещей. Однако эта сила истории никогда не совпадает с актуальной, преобладающей в настоящее время тенденцией. Более того, она в известном смысле противоположна ей, и только великий мудрец, умеющий благодаря своей духовной просветленности распознать ее, достоин быть господином Поднебесного мира. Это означает, по сути, что сила- ши воплощает подспудное стремление к равновесию всех сил, к «срединности» бытия – недостижимого в любой отдельный момент времени, но составляющего идеальную цель всякого движения. Известному ученому Чжоу Дуньи (XI век), одному из основоположников неоконфуцианства, принадлежит такое суждение:

«Поднебесный мир – это только сила вещей и ничего более. Сила вещей – это соотношение важного и неважного. Когда вещь достигает предела, уже невозможно повернуть назад. Но тот, кто знает, что достигнут предел, может дать обратный ход. Однако же силу возвратного движения нужно постигать заблаговременно...». [115] Цит. по: Лу Жуйжун. Чжунго гудай сяндуй гуаньси сывэй таньтао (Разыскания о «соотносительном мышлении» в Древнем Китае. – Тайбэй: Шандин вэньхуа, 2004, с. 104.

Мудрость в китайском понимании как раз потому и предстает недействованием, что она всегда представляет собой «противотечение» по отношению к видимым действиям. Речь идет о логике самой практики – неформализуемой, связывающей воедино субъективное и объективное, сознательное и бессознательное, свободу и заданность действия. Впрочем, понятие «возвращения» у Чжоу Дуньи имеет и еще одно измерение: оно указывает на возможность постоянного возвращения истины (Великого Пути) в мир. То, что в человеческом мире кажется движением возвратным, в свете безначального и бесконечного круговорота Пути предстает движением поступательным.

Спустя пять веков после Чжоу Дуньи идею «возвратного» действия силы вещей подробно объяснил ученый Ван Тинсян:

«Перемены в Поднебесной всегда проистекают из того, что не поддается пониманию, – писал Ван Тинсян. – Силу вещей в мире невозможно распознать из-за постепенно накапливающейся силы привычки. По прошествии многих лет в устоях жизни возникает односторонность, но нужно уметь прозревать грядущее по предваряющим его признакам и благодаря этому ловить в событиях возвратное движение. В противном случае невозможно будет продлить существование государства» [116] Там же, с. 103. . Мудрого, заключает Ван Тинсян, отличает «духовное чувствование первичного импульса» событий.