Несмотря на то что в собственных исследованиях мы приняли сравнительно жесткое определение социального предпринимательства, тяготея поначалу к первому варианту, мы понимали, что попытка подгонять российский опыт под заранее заданную схему может лишить исследование практической значимости. Учитывая особенности институтов российского рынка, трудности самоидентификации потенциальных социальных предпринимателей и раннюю стадию социального предпринимательства, мы рисковали получить ответ, что в России нет предприятий, удовлетворяющих заданному списку условий. Поэтому мы взяли за основу сравнительно жесткое определение социального предпринимательства, которое использовалось и при отборе международных кейсов (в частности, новаторство в комбинации ресурсов, самоокупаемость, обеспечиваемая преимущественно за счет продажи товаров и услуг, а не донорских ресурсов), допустив при этом возможность небольших отклонений по одному из критериев. В частности, мы допускали неустойчивость финансовых результатов во времени, возможность частичной организационной зависимости от государства в процессе становления, чередование успехов и отступлений в динамике развития социальных предприятий. В силу указанных допущений, а также того, что это первое исследование социального предпринимательства в России, мы определили проект как пилотный и назвали его «Модели социального предпринимательства в России», имея в виду включение в исследование предприятий различного типа — по крайней мере по формальным признакам, таким как отрасль, организационно-правовая форма, социальные группы клиентов.
Принимая основные положения и уточнения, которые делают в дискуссиях о социальном предпринимательстве такие исследователи, как американка Ким Алтер и испанка Джоанна Мэйр [Alter, 2007; Mair, Schoen, 2005], чьи работы оказали наибольшее влияние на формирование нашей методологии исследования, для первого пилотного эмпирического исследования в России мы выбрали относительно короткий и по возможности ясный список критериев социального предпринимательства, на основании которого было бы сравнительно легко выявлять социальные предприятия и отмечать их слабые и сильные стороны:
• преобладание социальной цели над получением экономического эффекта от деятельности;
• решение (ослабление остроты) реально существующей социальной проблемы, на которое направлена деятельность организации;
• самоокупаемость и финансовая устойчивость организации обеспечивается преимущественно продажей товаров или услуг (а не получением грантов либо иной формой помощи внешних благотворителей);
• наличие инновации в достижении результатов деятельности (социальная или экономическая инновация, инновационная комбинация социальных, материальных, финансовых ресурсов и проч.).
По итогам исследования мы можем сказать, что более или менее надежно отнести к категории социального предпринимательства оказалось возможно семь из десяти обследованных кейсов (при этом один приостановил свою деятельность в качестве социального предприятия, сохранив инновационную методологию и социальный фокус в рамках работы внутри государственного учреждения образования, см. следующий раздел). Общую информацию об исследованных кейсах можно найти в приложении. В то же время из трех оставшихся один кейс — кредитный кооператив — можно считать социальным предприятием по европейским критериям. Среди используемых нами критериев социального предпринимательства в нем недостаточно просматривается инновационность и ориентация на социальное преобразование. Еще один из трех — медсестринская служба (ОООИ-БРС) — для отнесения к категории СП нуждается в повторном обследовании (в связи с ранней стадией развития самоокупаемых услуг на момент обследования). Последний из кейсов (см. приложение) — государственный региональный фонд поддержки малого предпринимательства — уже на уровне гипотез вызывал сомнение как потенциальное социальное предприятие. Но с учетом особой роли государства в России мы считали важным рассмотреть положительный опыт также и государственного фонда, чтобы иметь возможность делать выводы на основе исследования опыта предприятий всех основных организационно-правовых форм.
Вынесение для более детального описания и анализа социального предпринимательства только четырех кейсов связано исключительно с ограничениями размера главы и нашим желанием ознакомить читателя с подробностями жизни исследованных предприятий. При этом мы сознательно отказались здесь от выбора по принципу наибольшей успешности (в частности, описав деятельность АНО «Пролог», руководители которой отказались на сегодня от самоокупаемой деятельности). Мы посчитали, что подробности процесса преодоления либо непреодоления барьеров в борьбе социального предприятия за организационную независимость и самостоятельный профессиональный статус могут подчас дать больше для понимания особенностей развития социального предпринимательства, чем опыт успеха. Кроме того, в этих четырех кейсах мы хотели представить отраслевое разнообразие реальных и потенциальных организаций социального предпринимательства.
Читать дальше