Сергей Жинкин - Психологические проблемы эффективности права

Одним из качеств, влияющих на законодательство и его эффективность, можно считать стремление к безопасности. В удовлетворении такого стремления существенную роль призваны сыграть государство и право. Э. Фромм отмечает: «Семья и род, а позднее государство, нация или церковь берут на себя те функции, которые первоначально выполняла для своего ребенка сама мать. Они служат опорой человеку, дают ему чувство укорененности, он ощущает себя их частью, а не обособленным от них индивидом. Человек, не принадлежащий к тому же роду, считается чужим и опасным…» Интерес представляет еще одно высказывание Э. Фромма: «Задача, которую может и должен поставить человек перед своей психикой, состоит не в том, чтобы почувствовать себя в безопасности, а в том, чтобы уметь переносить отсутствие безопасности без паники и чрезмерного страха. Жизнь в ее душевных и духовных аспектах неизбежно небезопасна и ненадежна. Полная уверенность существует лишь относительно того, что мы родились и умрем. Полная безопасность заключается лишь в столь же полном подчинении силам предположительно могущественным и долговечным, которые избавляют человека от необходимости принимать решения, брать на себя риск и ответственность. Свободный человек неизбежно лишен безопасности, мыслящий человек неизбежно лишен уверенности» [661].

Обеспечение правом безопасного существования человека и создание у людей соответствующего позитивного психологического настроя является одной из наиболее значимых задач права, стабильное и эффективное решение которой будет во многом определять и эффективность самого права как социального и духовного института. В этом плане важную роль призвано сыграть развитие государством системы психологической помощи населению.

В литературе выделяются и другие важнейшие качества человека. Так, Э. Фромм считает неотъемлемой характеристикой человеческой сущности стремление к истине и справедливости [662]. Представляется, что стремление к справедливости, «чувство справедливости» является важнейшей психологической основой не только психологического признания, психологической эффективности права и норм законодательства, но и самого существования права и законодательства.

Императив И. Канта, заключающийся во всеобщем требовании говорить правду относительно фактического состояния дел, наталкивается опять же на антропологический массив самосохранения, когда правда становится невыгодной, не может быть принята, становится ненужной и никому не интересной. Вопрос о назначении правды и использовании правдивости как социального качества поведения в отношениях между людьми имеет многоаспектную значимость – от казуистичности, сингулярной инструментальности правдивости, открытости поведения в отдельном случае предоставления информации до правды как фундаментального нравственного принципа в отношении человека к другому человеку, а также к качеству и смыслу своей собственной жизни в условиях общества [663].

В связи с этим правдивость как максимальная открытость, наивная простота и непосредственность, как правило, не вызывают восхищения и морального одобрения и не признаются в качестве идеалов нравственного совершенства и добродетели (например, русская пословица: «Простота – хуже воровства»). Напротив, во взрослом человеке такие наивность, простота и максимальная открытость для другого человека могут вызвать неприятие как проявления неразвитости и отсутствия должной цивилизованности поведения. По словам А. Ф. Закомлистова, чувства скрытности, замкнутости как естественные проявления характера связаны со стремлением каждого человека сохранять в себе в целостном и неприкосновенном виде принадлежащее ему интеллектуальное и моральное пространство. Эти чувства обусловлены желанием иметь в суверенной собственности принадлежащий личности внутренний мир, сохраняя при этом свое своеобразие, частную тайну и самостоятельность [664]. Важно, чтобы этот «суверенный» неприкосновенный внутренний мир не содержал в себе побуждений к социальной неадекватности, стремлений к причинению вреда. Поэтому эффективность права предполагает необходимость его активного идеологического воздействия на внутренний мир человека, направленность предписаний на воспитание разумной осторожности, стремления к контролю и самоконтролю.

Важным психическим качеством человека, важнейшей разновидностью его психологических реакций, с которыми «работает» право и государство, издающее соответствующее законодательство, являются страхи. По мнению Л. В. Кондратюка, именно страх и тревожность определяют характер отношений человека с социумом и миром в целом, характер приспособления личности, единичного сознания (эго), стремящегося одновременно сохранить свое «Я» и преодолеть экзистенциальное отчуждение [665]. Как отмечает К. Хорни, жизненные условия в каждой культуре порождают некоторые страхи. Они могут вызываться внешними опасностями (природа, враги), формами социальных отношений (рост враждебности вследствие угнетения, несправедливости, вынужденной зависимости, фрустраций), культурными традициями (традиционный страх перед демонами, нарушениями табу) безотносительно к тому, как они могли возникнуть. Человек может быть более или менее подвержен этим страхам, но в целом можно с уверенностью предположить, что они навязываются каждому индивиду, живущему в данной культуре, и что никто не может их избежать. Для отражения страхов, существующих в данной культуре, имеются определенные способы защиты (такие, как табу, ритуалы, обычаи) [666]. Л. В. Кондратюк говорит о трех типах тревожности – смерти, бессмысленности и вины. Он указывает, что все эти три типа тревожности присущи человеческому духу и могут рассматриваться и как его несовершенство, доказательство приземленности, и как переживания человеком своей личной судьбы. При этом отмечается, что с ростом коллективистских тенденций в обществе уровень тревожности уменьшается и, наоборот, индивидуалистический образ жизни ведет к возрастанию экзистенциальной тревожности [667]. Это весьма важное наблюдение в свете современных мировых социальных процессов, формирования культуры и образа жизни крупных городов, где индивидуалистические тенденции явно преобладают над коллективистскими.