Геннадий Есаков - Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки

«… Если эффект нормы о тяжком убийстве по правилу о фелонии касательно злого умысла является в самом деле “презумпцией”, то последняя является “окончательной”. Она не просто сдвигает на обвиняемого бремя доказывания того, что он действовал без злого умысла…; скорее, в обвинении за тяжкое убийство по правилу о фелонии обвиняемому не позволяется представить какие-либо доказательства вообще (имеется в виду относительно злого предумышления. – Г.Е .)… В каждом деле о тяжком убийстве ином, нежели тяжкое убийство по правилу о фелонии, обвинение, несомненно, несёт бремя доказывания злого умысла как элемента преступления… Тем не менее, сказать, что (1) обвинение должно также доказать злой умысел в случаях тяжкого убийства по правилу о фелонии, но что (2) существование такого злого умысла “окончательно презюмируется” из доказанности намерения обвиняемого совершить базисную фелонию, является просто кружным путём в высказывании того, что в таких случаях обвинению необходимо доказать только последнее намерение… “ Окончательная презумпция ” есть не более чем процессуальная фикция, которая замаскировывает материально-правовую реальность, т. е. то, что, как вопрос права, злой умысел не является элементом тяжкого убийства по правилу о фелонии (курсив мой. – Г.Е.)». [688]

Вместе с тем оба изложенных подхода таят в себе единственный, но предопределяющий их внутреннюю слабость в плане психологического понимания mens rea недостаток: ими либо посредством подмены иным понятием, либо через его исключение полностью элиминируется как всецело нерелевантный субъективный момент, связанный с причинением смерти. В эпоху господства концепции mens mala с её акцентом на изначальной моральной упречности как основы к констатации mens rea отмеченная теоретическая порочность не была в состоянии оказать серьёзное влияние на обоснованность тяжкого убийства по правилу о фелонии. Концепция же mentes reae , напротив, с присущим ей упором на реальное психическое состояние ума человека не могла довольствоваться приведёнными формально-юридическими конструкциями. Соответственно, в первой половине XX в. под тяжкое убийство по правилу о фелонии подводится новый фундамент, который в дальнейшем отчасти предопределит позицию составителей М.Р.С. в их отношении к рассматриваемому институту и природу которого хотя и с известной долей условности, но всё же можно охарактеризовать как психологическую.

Основные постулаты данного психологического обоснования могут быть сведены к следующим.

При ведении своих дел (правомерных либо же нет) люди с неизбежностью в ряде ситуаций подвергают ближних риску смерти. Степень вероятности воплощения последнего в реальности разнится от случая к случаю: например, очевидно, что бармен, неправомерно продающий спиртное человеку [689], с очевидностью создает меньшую угрозу для жизни покупателя по сравнению с отстреливающимся от полиции грабителем, использующим свою жертву в качестве своеобразного «щита», [690]хотя и большую, чем трезвый водитель, ведущий автомобиль с дозволенной скоростью по пустынному шоссе. О совершении преступления, являющегося фелонией, а fortiori можно сказать тоже самое: поджог строения [691]несёт с собой значительно больший риск для человеческой жизни по сравнению, к примеру, с изъятием из угла здания углового камня. [692]Как следствие, чем более опасна для жизни человека фелония per se , в силу своей природы, либо в силу способа её совершения, использованного в конкретном случае, тем обоснованнее выглядит предположение, что, намеренно совершая либо покушаясь на совершение фелонии, действующий осознавал создающийся им неоправданный риск для жизни и, решив действовать вопреки здравым опасениям, выявил тем самым безразличие к ценности человеческой жизни . [693]Проявляя же это безразличие, обвиняемый, как следствие, для целей уголовного права обнаружил злое предумышление относительно смерти другого человека, поскольку, согласно пониманию последнего в преступлении тяжкого убийства, оно, среди прочего, образуется и таким безразличием. И, напротив, чем менее опасна фелония, тем больше оснований допустить, что при её совершении обвиняемый не осознавал создаваемого им риска для жизни, который, несмотря на изначальную не-опасность фелонии для жизни, всё-таки реализовался в гибели человека.

В изложенном кроется содержание истинно психологического формально-юридического обоснования тяжкого убийства по правилу о фелонии. Суммируя его в основных чертах, можно сказать что оно носит в целом характер неопровержимой законодательной презумпции, однако (в отличие от собственно презумпционного подхода к mens rea в тяжком убийстве по правилу о фелонии) покоится на подлинно психологическом базисе. В силу последнего, учиняя фелонию, опасную для жизни per se либо вследствие избранного метода её совершения, действующий предположительно проявляет в подавляющем большинстве случаев безразличие к ценности человеческой жизни, [694] каковым психическим состоянием образуется одна из разновидностей злого предумышления как mens rea тяжкого убийства. И, соответственно, предположительная истинность вывода о проявленном безразличии к ценности жизни оправдывает осуждение человека за тяжкое убийство, «если им создаётся какой-либо непосредственный человеческий риск, который в реальности результируется в отобрании жизни». [695]