Геннадий Есаков - Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки

Естественно, изложенное не означает, что любой аморальный поступок должен быть уголовно наказуемым; здесь имеется в виду совершенно противоположная мысль. Аморальность может оставаться уголовно ненаказуемой и должна часто оставаться таковой, и это вовсе не означает (как то иногда утверждается) её поощрения.

Иными словами, уголовное право становится моральным либо наказуя очевидно per se аморальные поступки (убийство, грабёж, изнасилование и прочие), либо воспрещая и превращая их тем самым в аморальные в силу одной лишь запрещённости законом поступки, per se морально нейтральные. [841]

Следовательно, любое истинное нарушение предписаний уголовного права является нарушением представлений общества о морально должном, а неотъемлемой и единственной социальной сущностью любого наказания – сущностью, отрицать которую значило бы скатываться в опасные сети легального позитивизма с его разрушающими моральный базис уголовного права установками, – является стигмат морального осуждения, морального порицания виновного , придающий «слову “преступник” его культурный резонанс». [842]Как справедливо отмечено в одном из судебных решений, «наша коллективная совесть не позволяет наказание, когда мы не можем бросить упрёк». [843]Но что в философско-правовом плане позволяет наложить такой стигмат на человека? Ответ на данный вопрос предполагает рассмотрение структуры преступного деяния как необходимой и единственной предпосылки к применению наказания. Обратимся с этой целью к тяжкому убийству, «которое с необходимостью предполагает неоправданное отобрание человеческой жизни» и с которым, что является вполне справедливым следствием, «на языке моральной испорченности и вреда личности и обществу» не сравнимо ни одно другое преступление. [844]Возьмём несколько фактических ситуаций и проанализируем их.

Джон Сондерс, намереваясь убить свою жену, дал ей отравленное яблоко, которое она, откусив маленький кусочек, передала дочери в его присутствии; девочка, которую он нежно любил, съела яблоко и умерла. Обвиняемый, не предпринявший никаких шагов к её спасению, был осуждён за тяжкое убийство и повешен. [845]

Леветт, разбуженный ночью странным шумом, обнажил свою шпагу и начал обыскивать дом; обнаружив в кабинете спрятавшегося там незнакомца и приняв последнего за взломщика, он убил его; погибший же оказался в действительности женщиной, попавшей в дом по приглашению экономки обвиняемого. Обвинённый в тяжком убийстве, Леветт был оправдан. [846]

Томас Дадли и Эдуард Стифенс, находясь на шлюпке в открытом море, будучи голодны и веря, что единственный шанс выжить – это съесть юнгу, спасшегося вместе с ними, убили его и съели. Обвинённые в тяжком убийстве, оба были признаны виновными и приговорены к смертной казни; королева Виктория помиловала обоих, заменив смертный приговор на шестимесячное тюремное заключение. [847]

Кэтрин М. Смит, полагаясь на совет адвоката о законности применения силы в защиту от насильственного отобрания спорного имущества, застрелила помощника шерифа, попытавшегося исполнить юридически действительное судебное предписание о лишении владения. Обвинённая в тяжком убийстве и выдвинувшая в качестве основания защиты указанный совет адвоката о законности самообороны, она, тем не менее, была признана виновной. [848]

Бернхард Гётц, окружённый в нью-йоркском метро четырьмя темнокожими подростками и полагая, что они хотят ограбить его, открыл по ним стрельбу, ранив всех четверых. Обвинённый, среди прочего, в четырёх пунктах покушения на тяжкое убийство, он был оправдан [849].

Во всех приведённых казусах наличествует вред, который уголовное право стремится предотвратить, [850]и действие обвиняемого, с которым этот вред причинно связан; иными словами, имеется actus reus незаконного лишения жизни другого человека (или покушения на это преступление) как первая и необходимая предпосылка к констатации преступления. [851]И, тем не менее, в одних случаях обвиняемые осуждены, а в других оправданы; в одних случаях на них наложен стигмат морального осуждения, а в других их поступки остались морально непорицаемыми. Как следствие, одинаковость actus reus , т. е. объективного элемента совершённого, предопределяет необходимость поиска основания стигмата морального осуждения в иных элементах структуры преступления. В свою очередь, по исключении actus reus в плане правового анализа из всех элементов преступления остаётся лишь один: mens rea как субъективная составляющая деяния.