Юрий Зудов - Запад и западное христианство на рубеже тысячелетий

Последователи Пелагия признавали необходимость действия Св. Духа как особой силы, но в ограниченных пределах. Пелагианство было осуждено в V в. определениями Карфагенского собора.

Такое понимание спасения Западная Церковь последовательно демонстрировала с древних времен. Так, 4-м каноном II Оранжского собора 529 г. было установлено: «Если кто полагает, что Бог ждет нашей воли на то, чтобы очистить нас от греха, и если не признает, что сама эта воля к очищению есть следствие вмешательства и действия Святого Духа в нас, то он противоречит Самому Святому Духу». Декрет об оправдании Тридентского собора 1547 г. гласил: «Начало оправдания у взрослых следует искать в предваряющей благодати Божией через Иисуса Христа, то есть исходящий от Него призыв, обращенный к ним безо всякой их предварительной заслуги… Так Бог касается сердца человека озарением Святого Духа; сам человек, получая это вдохновение, которое он может также и отвергнуть, отнюдь не бездеятелен; однако без Божественной благодати он остается неспособным своей собственной волей устремиться к этому состоянию праведности перед Богом» (Христианское вероучение. Догматические тексты учительства Церкви III-ХХ вв. С. 331–333). Концептуальная критика пелагианской ереси содержалась также в сборнике “ Indiculus ”, изданном около 435–442 гг. (там же. С. 333–338).

Крайней противоположностью пелагианства стало учение Блаженного Августина, разработанное им на основании собственного опыта духовной жизни. Августин весьма пессимистически оценивал состояние человеческой воли после грехопадения, не считая даже возможным говорить о свободе ее проявления как таковой – настолько порабощенным грехом он считал человеческое естество. Место свободной воли в естестве человека занимает благодать Божия; исключительно она определяет духовный путь человека, и только ее действием возможно спасение человека. По сути, Августин первым высказал мысль о непреодолимом действии Божественной благодати, подчиняющей себе даже противоборствующую волю человека. Спор о свободе и благодати продолжился в XIII в., когда последователями Августина стали монахи-доминиканцы, а Пелагия – представители францисканского ордена.

32. Васечко В., иер. Указ. соч. С. 40.

33. Христианское вероучение. Догматические тексты учительства Церкви III-ХХ вв. С. 340, 347–348.

34. Пастырская Конституция о Церкви в современном мире “Gaudium et spes ”. Документы II Ватиканского собора. С. 461.

35. Катехизис Католической Церкви. С. 469.

36. Там же. С. 466.

37. Христианское вероучение. Догматические тексты учительства Церкви III-ХХ вв. С. 358–359. – По мнению Успенского, «под влиянием… пелагианского учения в римской церкви образовалось такое воззрение, по которому оправдание и спасение человека, приобретенные нам заслугами Искупителя, не составляют дело исключительно одной спасающей благодати Божией, но заслуживаются вместе и самим человеком и составляют как бы плату и награду последнему за его добродетель и подвиги» ( Успенский Е. Указ. соч. С. 56).

38. Огицкий Д.П., Козлов М., иер. Православие и западное христианство. М., 1995. С. 90.

39. Важнейшей чертой католической доктрины православные авторы традиционно считают признание состояния человека после грехопадения не искаженным, а естественным; в то время как райское совершенство человеческой природы не было органичным, а поддерживалось особым сверхъестественным воздействием «первозданной благодати», «с падением человек лишился лишь благодати как узды… природа человека осталась неповрежденной» ( Зноско-Зборовский М., прот. Указ. соч. С. 46). Аналогичное суждение можно встретить и в публикациях, подготовленных с учетом анализа обновленных редакций официальных текстов Римо-католической Церкви: «Согласно римо-католическому учению, человеческая природа не понесла изменения вследствие первородного греха» ( Савва ( Тутунов ) , мои. Современная римо-католическая сотериология // Хрестоматия по сравнительному богословию. С. 567).

Такое суждение выглядит несколько категоричным. Безусловно, католическое богословие замечает трагическое влияние первородного греха на природу человека. Существенное отличие от православной сотериологии – усвоение падшему человеку благости и пригодности ко спасению. Согласно Катехизису Католической Церкви, первородный грех – это лишенность первозданной святости и праведности; при этом, будучи поврежденной в своих природных силах, подвержена невежеству, страданию, власти смерти, склонная ко греху, человеческая природа не испорчена полностью (Катехизис Католической Церкви. С. 105). Помимо крайне выверенных и осторожных догматических формулировок, которыми сегодня оперирует католический Катехизис, в современной католической литературе все же можно встретить и более яркие и откровенные высказывания: «Несмотря на первородный грех, человеческая природа, рассматриваемая сама по себе, хороша. Правда, что, потеряв вознесенность в сверхъестественное, человек не обладает больше возможностью вступить в непосредственное единение своей личной жизни с тремя Божественными Лицами, и что, потеряв высшие естественные дары, он с большими, чем в земном раю, трудностями может совершенствовать свои естественные предрасположения. Но внутреннее превосходство его природы сохранилось. Первородный грех ослабил разум и волю, но он не является полной порчей человеческой природы… Человеческая природа, даже павшая, способна, по крайней мере, в определенных пределах, быть благой и действовать благим образом; особенно способна воспринять утраченные сверхъестественные дары, которые Бог вновь дает ей» (см.: Христианское вероучение. Догматические тексты учительства Церкви III-ХХ вв. С. 168).