Михаил Антонов - Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

Г. Д. Гурвич

Долли Исаевна шлет сердечный привет.

Париж, 02.09.1931

Дорогой Марк Вениаминович!

Смею Вас заверить, что Вы – первый и единственный человек, который меня упрекает в саморекламе. У Вас, однако, своеобразные критерии и масштабы. Когда в одном и том же номере «Записок» Вы сами помещаете статью с цитатами из себя, и одновременно печатается рецензия о Вас, – это нормально. Нормально также, если это имеет место по отношению к Бердяеву (как в этом же номере) и др. Но, вот когда это случается по отношению ко мне, который вообще пишет в «Записках» раз в 4 года, а рецензии о котором печатаются раз в 10 лет – тогда это скандал и неслыханная самореклама. Не моя же вина, что после многих лет молчания у меня выходит несколько работ сразу, и что мою книгу о немецкой философии не рецензировали в «Записках» в течение двух лет кряду. Я впервые слышу, что автор статьи не имеет права себя самого цитировать и, в особенности, вводя новые термины (как, например, «интеграционное право»), которые подробно разъясняются в больших книгах.

Я буду Вам очень благодарен, если на будущее время Вы меня ознакомите с Кодексом морали и приличия, требуемых от сотрудников «Записок», а также с Табелью о рангах последних, т. к. в связи с рангом эти правила явно меняются.

Не скрою от Вас, что считаю, что Ваше последнее письмо далеко выходит за пределы неуместной товарищеской шутки. Если цена моего редкого сотрудничества в Вашем журнале и рецензий, там помещаемых, заключается в подобном издевательстве и просто оплевании меня, то, несмотря на всю мою страсть к саморекламе, смею Вас уверить, что я готов отказаться от чести быть рецензируемым в «Записках» и от чести там изредка писать.

С истинным уважением,

Г. Д. Гурвич

Париж, 20.10.1931

Дорогой Марк Вениаминович!

Чувства гневной обиды на Вас, которым я дал такое резкое выражение, давным-давно улеглись в моей душе, и я очень сожалел, что случай нам не дал встретиться за это время. Теперь я с огорчением узнал от Долли Исаевны, что Вы посмотрели на нашу перепалку несравненно более серьезно, чем я.

Скажу Вам откровенно, что считаю весь инцидент не стоящим гроша медного, и предлагаю Вам искренне и сердечно предать все забвению и совершить restitution intégrale [полное примирение]. Вы меня задели своими письмами; как раз в этот момент у меня скопилось ряд раздражений, и я, признаюсь, в форме, совершенно недопустимой, излил их на Вас. Вероятно, в силу искренней дружбы… Итак, кто старое помянет, тому и глаз вон, и прочее. Предлагаю мир самый настоящий.

Сердечный привет Марье Абрамовне.

Душевно Ваш,

Г. Д. Гурвич

Надеюсь в ближайшие же дни встретить Вас на примирительном чае у Осоргина и прошу простить меня. По-видимому, у меня перед диспутом не все винтики в порядке.

P. S. Вы получите корректуры Вашей статьи в самые ближайшие дни, т. к. часть статей уже набрана.

Париж, 13.12.1931

Дорогой Марк Вениаминович!

Очень прошу Вас устроиться так, чтобы во что бы то ни стало прийти к нам вместе с Марией Абрамовной в четверг вечером. Я очень плохо себя чувствую (нечто среднее между кровоизлиянием в мозгу и сердечным припадком). Вероятно, в конце следующей недели снова уеду. А поговорить нам совершенно необходимо.

Я, конечно, ответил отказом на предложение Федотова и мотивировал это недостаточно хорошим составом редакции. Т. к. предложение было сделано в чрезвычайно вкрадчивых и любезных тонах, то и мой отказ был вежлив. Аргументация Бунакова со ссылками на Архивы философии права нечестна и недобросовестна. Архивы – чисто научный, а не публицистически-политический журнал. Я 1000 раз предлагал: пусть «Записки» откажутся от политики, тогда их «panachée» [панацея. – фр.] перестанет быть вредным. С другой стороны, я собрал в Архивах всех европейских специалистов, являющихся одновременно учеными юристами: Ласки, Радбрух, Зинцгеймер, Эм. Леви и Максим Леруа. Не только Радбрух и Зинцгеймер, но также и католик Ж. Ренард это хорошо заметили, и Ренард даже написал об этом Лефюру, что он опасается, что, благодаря «mon extrême habilité» [моему исключительному умению. – фр.], журнал со следующего номера будет захвачен совершенно социалистами, и что я заставлю католиков служить S.F.I.O. [906]и Леону Толстому. О моем ответе можете передать Бунакову, которого повидаю после разговора с Вами.

Впрочем, все это мелочи по сравнению с размахом разворачивающихся событий: мы сидим на вулкане, и, кажется, ружья застреляют раньше, чем люди, их держащие, сообразят, что происходит.