Олег Баев - Следователь (основы теории и практики деятельности)

По мнению Е. Г. Веселова, психическое насилие не может быть сведено лишь к угрозе. Это любое целенаправленное деструктивное воздействие на психику человека: оскорбление, систематическое унижение достоинства, жестокое обращение, гипноз, принудительная инъекция наркотических средств или психотропных веществ, в том числе угроза причинения вреда его жизни или здоровью [354].

И на фоне того, что лицо, от которого таким образом правоприменители добиваются желаемого поведения – воспользуемся удивительно емким и образным выражением авторов Стамбульского Протокола – все это время испытывает «опустошающее чувство собственной беспомощности» ! [355](выделено нами – авт.).

В уголовно-правовой и криминалистической теории есть многочисленные другие определения психического насилия и иных незаконных мер. Тем не менее уже из приведенных толкований следует вывод, что это понятие носит отчетливый оценочный характер; по каждому конкретному уголовному делу следует индивидуально оценивать, перерастало ли допустимое психологическое воздействие в конкретном случае в психическое насилие над личностью допрашиваемого (подозреваемого, свидетеля и т. д.), другого участника иного следственного действия.

Обобщая изложенное, нам представляется целесообразным либо прямо ввести в УПК некий открытый перечень того, что следует понимать под психическим насилием при осуществлении уголовного преследования (может быть, использовав при его составлении приведенные выше положения уголовно-процессуального законодательства зарубежных стран), либо определить его в специальном Постановлении Верховного Суда РФ.

Не менее категорично, чем применение насилия, угроз и иных незаконных мер, ч. 4 ст. 164 УПК запрещается создание опасности для жизни и здоровья лиц, участвующих в следственных действиях.

Именно по этой причине производство следственного эксперимента также допускается лишь в случаях, «если не создается опасность для здоровья участвующих в нем лиц» (ст. 181 УПК). Об этом же говорится и в ч. 8 ст. 193 УПК, указывающей, что в целях обеспечения безопасности опознающего предъявление лица для опознания по решению следователя может быть проведено в условиях, исключающих визуальное наблюдение опознающего опознаваемым.

Опасность для жизни и здоровья участников процесса может быть обусловлена:

– проведением следственного действия в неблагоприятных для человека условиях (в зоне с повышенным радиационным фоном, действия высокой или низкой температур; под угрозой обрушения конструкций помещения, где проводится данное действие; на высоте; при недостатке воздуха; в ходе проведения аварийно-спасательных работ и т. п.);

– характером производимых поисковых мероприятий (например, действия при освидетельствовании, которые, с точки зрения медицины, опасны для жизни или здоровья его субъекта);

– необходимостью исследования и (или) использования в ходе следственного действия (в частности, осмотра места происшествия, следственного эксперимента) объектов, качественные характеристики которых представляют повышенную опасность для окружающих (взрывные устройства и взрывчатые вещества, холодное, огнестрельное оружие и боеприпасы к нему, автомобили при большой скорости движения и т. д.).

Тут же обратим внимание на то, что в анализируемом положении ст. 164 УПК, к сожалению, не упоминается о недопустимости необоснованного уничтожения или повреждения имущества при проведении следственного действия. Единственной процессуальной нормой, запрещающей подобные действия, являются положения, предусмотренные ч. 6 ст. 182 УПК. В соответствии с ней при производстве обыска могут вскрываться любые помещения, если владелец отказывается добровольно их открыть, но при условии, что не допускается не вызываемое необходимостью повреждение имущества.

По нашему же убеждению, это положение (запрет) также следует рассматривать как общее правило производства всех следственных действий, а его нарушение должно влечь ответственность в порядке ст. 1064, 1068, 1069 Гражданского кодекса РФ.

Правоприменительная практика такие случаи уже знает.

Так, следователь принял решение о производстве обыска в частном доме Скворцова. По прибытии на место обыска выяснилось, что дома никого нет, сам Скворцов в данный момент находится в командировке. Присутствовавшие в качестве понятых соседи Скворцова предложили позвонить его бывшей жене, которая продолжала проживать в этом доме. Последняя сообщила следователю, что подъедет через десять минут и откроет дверь. Не дожидаясь ее прибытия, следователь с помощью оперативного работника выломал входную дверь и произвел обыск. Через несколько минут приехала бывшая супруга подозреваемого, и с ее слов выяснилось, что в действительности Скворцов после развода по данному адресу фактически не проживает. Кроме того, обыск производился в половине дома, перешедшего после раздела имущества к супруге, половина дома, принадлежащая Скворцову имеет отдельный вход.