Филипп Гут - Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов [litres]

Затем последовала шокирующая новость. На вопрос о том, какие приказы получали айнзацгруппы в отношении евреев и коммунистических функционеров, Олендорф ответил: «Был приказ, что айнзацгруппы должны ликвидировать евреев и политкомиссаров Советов на территории России». Знал ли он, сколько людей убито под его командованием? «Когда немецкая армия вторглась в Россию, я был во главе айнзацгруппы D в южном секторе, и в течение года, когда я командовал айнзацгруппой D, она ликвидировала около 90000 мужчин, женщин и детей». Слушатели в зале были потрясены его заявлениями, кто-то от ужаса спрятал лицо в ладонях. Тейлор описал выступление Олендорфа как «спокойное, предельно точное, объективное и вдумчивое».

Обвиняемые нацистские лидеры, которые – за исключением известного гитлеровского архитектора и рейхсминистра вооружений Альберта Шпеера – утверждали, что ничего не знали и отрицали какую-либо ответственность за преступления рейха, по-разному отреагировали на разоблачительное признание Олендорфа. Геринг тут же попытался опровергнуть показания, сообщал в своем «Нюрнбергском дневнике» Густав М. Гилберт, который в качестве судебного психолога сумел выстроить доверительные отношения с подсудимыми. Он назвал Олендорфа «свиньей», продавшей душу врагу. Вальтер Функ защищал своего бывшего сотрудника по имперскому министерству экономики и сказал, что Олендорф сделал честное признание. Ганс Франк даже выразил восхищение человеком, «который ради правды подписал себе смертный приговор».

Тогда Олендорфа допрашивали в качестве свидетеля, а теперь он предстал перед судом в качестве обвиняемого. В связи с предысторией этого судебного процесса вопрос о том, как Олендорф будет защищать себя, представлял особый интерес – ведь он уже признался в убийстве 90 000 мужчин, женщин и детей. Его адвокат Ашенауэр, один из самых молодых и одаренных представителей защиты, устроил драматический представление, напомнив судье Масманно «шекспировского актера». «Господин Председатель, Высокий суд», – поднялся он, даже не пытаясь оспорить, что массовые казни были совершены с участием его подзащитного. В свою очередь, Ашенауэр привел два аргумента, чтобы представить эти акты как законные. Во-первых, он утверждал, что упреждающая самооборона или самозащита, оправдывающие самопомощь в условиях чрезвычайной необходимости, являются устоявшимися юридическими понятиями. Ашенауэр подчеркнул, что эти действия могут совершаться для исполнения воли третьей стороны. Другими словами, Олендорф был убежден, что действия айнзацгрупп в завоеванном Советском Союзе требовались для «государственной самообороны» Германского рейха. Олендорф доверял заявлениям Гитлера (и разве мог он претендовать на то, что информирован лучше, чем фюрер?) о том, что Германия вторглась в СССР, чтобы отразить неминуемое нападение большевиков на Запад. Даже если бы это была ошибочная «одержимость», Олендорф субъективно исходил из того, что «красную опасность» можно предотвратить только «решением» «еврейского вопроса».

Вторым аргументом было вынужденное исполнение противозаконного приказа. Айнзацгруппы не проявляли собственную инициативу, а были интегрированы в военное командование: с одной стороны, в вермахт, с другой – в СС. Олендорф не был согласен с приказом о ликвидации евреев и политических комиссаров, но у него не было другого выбора, кроме как привести его в исполнение. На встрече в Николаеве в начале октября 1941 года он даже указал на это «нечеловеческое бремя» начальнику СС Гиммлеру, но не получил ответа. Поскольку за «приказами фюрера» стояли Гиммлер, Гейдрих и имевший доверительные отношения с Гитлером Мартин Борман, а Олендорф не имел прямого доступа к рейхсканцлеру и верховному главнокомандующему вермахта, то подзащитному не представлялось возможным пожаловаться. «Трагедия жизни Олендорфа станет понятна всем», – заключил Ашенауэр.

Бен счел аргументы «столь же умными, сколь и отталкивающими» – и больше всего ему хотелось после этого провести перекрестный допрос самого Олендорфа. Но он поручил допрос Джеймсу Хиту, одному из четырех обвинителей из своей команды. Родившийся в Вирджинии рослый адвокат с манерами государственного деятеля и протяжным южным диалектом произвел бы большее впечатление на немцев; также Бен хотел избежать разговоров о еврейской мести. Хит знал, что он попал в черный список генерала Тейлора из-за проблем с алкоголем, поэтому уделял особое внимание подготовке вопросов и возможных ответов.