Александр Васильев - Суд присяжных - последний шанс Фемиды. Адвокат в процессе с присяжными - стратегия и тактика защиты

Даже вопросы явных процессуальных нарушений в защитительной речи, как правило, не имеет смысла затрагивать, поскольку присяжные не решают вопросы допустимости (так что это будет со стороны защиты не более чем «выстрел в воздух»). Однако, в некоторых случаях, особенно по делам, когда между защитой и судом (читай — обвинением) имеет место открытая конфронтация, можно пойти и на это. Главное, чтобы эти действия были обоснованы — то есть чтобы сообщение о нарушениях прямо влияло на оценку присяжными того или иного доказательства!

Кстати, одни и те же обстоятельства, при определенной доле воображения и опыта, можно представить и как процессуальные (и соответственно запрещенные до оглашения), и как непроцессуальные. Например, по одному из дел имела место ситуация, когда опознающий предварительно не был допрошен о приметах, по которым он собирается опознавать обвиняемого. Конечно, это процессуальное нарушение, но суд закрыл на это глаза и допустил протокол до оглашения перед присяжными. Кричать об этом нарушении сразу смысла не было в силу громоздкости правовых норм, регламентирующих данный вопрос — я бы просто не успел донести до присяжных основную мысль, как меня бы уже прервали. Однако, подойдя к этому вопросу с другой стороны, в защитительной речи у меня появился примерно следующий фрагмент: «Как мы узнаем, что опознающий действительно может опознать виновного, а не просто пошел угадывать одного из трех предъявленных? Логично выяснить — какие приметы преступника он запомнил, а после опознания сравнить те приметы, которые указал опознающий до того, как увидел подсудимого, с тем что он увидел. Совпали ли эти приметы? Так вот, вы прекрасно помните, что этого по делу сделано не было — до опознания о приметах никто не говорил…».

Теперь перейдем к судебной практике. Защитительная речь, как и все прочие аспекты работы адвоката в суде присяжных, также испытывает значительное влияние неоднозначной судебной практики и зачастую зависит от юридических фантазий отдельных служителей Фемиды. В принципе, вопрос о том какие темы не подлежат обсуждению в суде присяжных (и в том числе в прениях) и какие формулировки не могут быть использованы стороной защиты, ранее уже поднимался. Поэтому, в данном случае, я ограничусь лишь несколькими судебными решениями, характерными именно для стадии выступления в прениях.

Так, на удивление, одним из камней преткновения в защитительной речи является цитирование доказательств. Приходилось встречаться с очень разными подходами к этому вопросу, и с разными ограничениями. В частности, один из весьма креативных судей вообще пытался запретить даже цитирование фрагментов из протоколов и экспертиз на том основании, что, мол, это ни что иное как повторное изучение доказательства (!), а оно недопустимо. К счастью, это юридическое заболевание пока не заразно и приведенный случай в моей практике и практике коллег остается единичным…

Куда же чаще возникает вопрос о достоверности процитированных доказательств. Например, известен случай, когда недостоверность цитирования доказательств в ходе прений повлекла за собой отмену оправдательного (ну кто бы мог подумать) приговора. В данном случае речь идет об апелляционном определении ВС РФ от 27 октября 2015 г. по делу №37-АПУ15-ЗСП:

«Также в ходе судебного следствия и прений сторон в нарушение ч.3 ст.336 УПК РФ защита неоднократно и последовательно доводила до присяжных заседателей доказательства, которые не соответствовали действительности.

В частности, защитник Кузяшин сообщил, что согласно заключению эксперта О., было нанесено три удара, в действительности же эксперт указывал о не менее трех ударов трубой; Васюткин утверждал о том, что в соответствии с показаниями свидетеля Б., труба находилась в руках М. или Д., ранее об этом он не говорил, поскольку об этом его просил Д., однако такие показания свидетель Б. не давал; также Васюткин сообщил недостоверные сведения о содержании заключений экспертов №337 и №1106/зд; также защитник Шибаев указывал недостоверные сведения о том, что свидетель Б. видел, как Магонов передавал трубу Д. и что эксперт не знал о наличии у Васюткина опухоли руки на момент рассматриваемых событий.

В соответствии с положениями ч.2 ст.336 УПК РФ председательствующий останавливал участников прений и разъяснял присяжным заседателям, что указанные обстоятельства не должны быть приняты ими во внимание.