Федор Кокошкин - Лекции по общему государственному праву

Реалистическая школа не сомневается в том, что человек есть единство, но, с точки зрения естествознания, это неверно. Человеческое тело, как и все физические тела, состоит из атомов, которые постоянно сменяются, так что единство человека есть отвлеченное, идеальное единство, а не физическое. Вообще, "реальное единство" отыскать весьма трудно. С точки зрения старой физики, таким единством был атом, а все остальное — комбинацией атомов, но в современной физике поколеблено и единство атома, он также представляется комбинацией известных элементов. Итак, действительно "единого" мы не знаем. И если с "реалистической" точки зрения представление о государстве как об едином целом есть какое-то отступление от действительности, фикция, то все науки в своей основе имеют подобные фикции.

Другое возражение против юридической личности государства заключается в том, что оно не может иметь воли, что воля есть только у человека.

Но если бы и нельзя было признать существование воли у государства, то отсюда еще не следует, что его нельзя признавать субъектом права; субъект права может быть недееспособен, как, например, малолетние, за которыми право не признает воли. С другой стороны, юристы, отрицающие волю государства, упускают из виду, что воля есть понятие условное. Быть может, можно считать его условным и в психологии. По крайней мере, некоторые психологи отрицают самое существование воли. Мы не пойдем так далеко в область психологических исследований и не будем подвергать сомнению психологическое существование воли. Но, во всяком случае, в праве понятие воли несколько иное, чем в психологии. Мы знаем, что иногда право признает волю там, где ее нет в действительности, и не признает воли, где она есть, например — у малолетнего ребенка. Если, например, человек составил нотариальное завещание и потом изменил впоследствии свою волю и составил позднее домашним порядком новое завещание, противоположное первому — это последнее завещание не имеет силы. Волей завещателя признается не его действительная последняя воля, а та, которую он позднее изменил. Если кто-нибудь, нанимая квартиру, подписывает контракт, невнимательно прочтя его, и упустит какой-нибудь пункт из виду, он не может потом утверждать, что на это не было его воли, раз он подписал контракт, находясь в нормальном состоянии.

В сущности, право вовсе не занимается волей как таковой; оно имеет дело только с отдельными внешними проявлениями воли и притом только с такими, которые выражены при известных условиях. В праве воля есть понятие условное, и раз это так, то нет принципиальных препятствий к тому, чтобы приписывать волю не только отдельному человеку, но и целому союзу. Но этого мало. Признавать за союзами и, в частности, за государством волю для науки права не только возможно, но и необходимо, и вот почему: еще можно было бы приписывать отдельные проявления воли, в которых выражается осуществление государственной власти, известному физическому лицу в том случае, если бы государство имело только один орган, например, абсолютного монарха; но то, что в современных государствах называется государственной волей, не есть воля отдельного физического лица, а весьма сложное явление, возникающее из взаимодействия многих индивидуальных воль, и потому ее нельзя приписывать никакому физическому лицу в отдельности. Возьмем, например, какой-нибудь отдельный закон. Как он получается? Представим себе весь процесс законодательства в конституционном государстве. — Министерство вносит законопроект. Уже проект министерства не есть воля отдельного лица, а результат обсуждения вопроса в совете министров, результат столкновения различных мнений. Этот общий результат многих индивидуальных воль подвергается в парламенте дальнейшему обсуждению; происходит столкновение целого ряда воль, воль различных партий, отдельных депутатов, и в результате получается компромисс, который не есть ни воля отдельных лиц, ни воля отдельных партий, а результат их общего взаимодействия. Далее, закон переносится во вторую палату; предположим он, по мнению второй палаты, требует поправок и тогда возвращается в первую. Из взаимодействия воль первой и второй палаты возникает известный компромисс, который не является результатом воли ни той, ни другой палаты в отдельности. В конце концов, он представляется на утверждение монарху. Очевидно, этот закон не есть выражение чьей-либо индивидуальной воли, а результат взаимодействия многих таких воль.