Федор Кокошкин - Лекции по общему государственному праву

Толстой и Тэкэр, также отрицая насильственный путь, тем не менее полагают, что безгосударственное общество может быть осуществлено внезапным переворотом, разом, хотя без всякого насилия. По мнению Толстого, люди просто одумаются, поймут, что повиновение принудительной власти неразумно, и перестанут ей повиноваться, тем самым государство будет мирно упразднено и водворится новый строй. Тэкэр одно из первых средств осуществления своего идеала видит в массовом отказе от уплаты налогов. Такой отказ лишит государство необходимых условий его существования и водворит на место государства безвластие.

Наконец, есть группа анархистов, которая полагает, что государство не уступит без борьбы своего права и что введение безгосударственного общества может поэтому быть осуществлено только путем революции. К числу писателей этого направления принадлежат Штирнер, Бакунин, Кропоткин.

Нет сомнения, что теоретический анархизм, как всякое сколько-нибудь распространенное учение, имеет корни в психической природе человека. Если в нашей душе есть такие свойства, которые благоприятствуют повиновению власти, то, с другой стороны, есть и инстинкты противоположного характера: чувство личной свободы, стремление к независимости. Несомненно, что государство, несмотря на весь процесс его рационализации, на который указывалось выше, несмотря на то, что оно все более и более основывается на сознательном, добровольном повиновении, тем не менее остается организацией принудительной по отношению к отдельным личностям. Осуществление государственной власти неизбежно связано с принуждением. Правда, в современном государстве в отличие от отношений личной власти это принуждение имеет безличный, абстрактный характер; принуждаемый испытывает на себе давление не других таких же людей, а целого строя, порядка, но нельзя утверждать, что давление от этого всегда становится легче; напротив, подчас оно еще тяжелее именно в силу его абстрактного характера. Тот, кто приходит в столкновение с современной государственной организацией, до известной степени уподобляется человеку, попавшему в колеса машины, безличной, бесстрастной и именно потому беспощадной.

Критика государства и связанного с ним принуждения поэтому всегда находит глубокий отзвук в человеческой душе. Но анархизм не может состоять из одной критики; он должен давать и часть положительную. Отрицая государство, он должен указать те основания, на которых должно устроиться человечество без государства, и вот эта положительная сторона анархизма и обнаруживает его несостоятельность.

Писатели анархического направления не дают полной схемы того будущего устройства, которое должно заменить государство и большей частью ограничиваются самыми общими положениями, не поясняя подробно, как же будет существовать общежитие без государственной власти. Слабее всего в этом отношении анархизм коммунистический. В сущности весь коммунистический анархизм построен на непримиримом внутреннем противоречии: с одной стороны, он отрицает государство — с другой стороны, требует, чтобы индивидуальная собственность была заменена общественной, не объясняя, каким образом общественная собственность может существовать без принудительной охраны. В самом деле, представим себе, что в безгосударственном обществе какой-нибудь человек огородит известное место и объявит его своей неприкосновенной собственностью. Как к этому должно отнестись общество, должно ли уничтожить образующееся частное владение или оставить владельца в покое. С точки зрения коммунистического анархизма, нужно уничтожить частное владение, но какая же власть будет это делать, если власти в обществе не будет?

Маккей в беллетрическом произведении, имеющем характер апологии индивидуалистического анархизма, вскрывает внутренние противоречия коммунистического анархизма в форме рассказа о сходке анархистов в Лондоне. Анархист-коммунист Отто Трупп развивает свои идеи. С ним спорит анархист-индивидуалист, и вот в конце спора он предлагает последний вопрос: "Скажи: — в том обществе, которое вы называете свободным коммунизмом, будут ли препятствовать кому-либо взять в свое полное пользование участок земли, обрабатывать его, пользоваться продуктом труда своих рук и обменивать его?" Анархист-коммунист смущается. — "Ты рассуждаешь, как человек современный, — говорит он. — В будущем обществе, где будут жить люди совершенно иного склада, конечно, никому не придет в голову захватывать что-либо в свое частное обладание". Но первый настаивает: "Мы были с тобою честны в спорах — будем же и теперь. Ты знаешь, что твой ответ простая отговорка. Ответь прямо". После некоторого колебания коммунист говорит, что если кто-нибудь завладеет никем не занятым участком, нет никакого основания, чтобы кто-нибудь имел право препятствовать владеть и отнимать участок у владельца. И тогда первый говорит: "Теперь я понял. Вот твой коммунизм: ты признал право на полный продукт труда и право на частную собственность. С этого только момента ты стал настоящим анархистом. Я доказал то, что хотел доказать: между индивидуальной свободой и коммунизмом, между социализмом и анархизмом лежит непроходимая пропасть".