Федор Кокошкин - Лекции по общему государственному праву

Что касается анархистов-индивидуалистов, которые не отрицают частной собственности, то они более логичны, и не все возражения, выдвигаемые против них, можно признать удачными. Так, например, известный немецкий юрист Штаммлер в виде главного аргумента указывает на то обстоятельство, что раз человеческое общество будет основано на свободном договоре, то членами этого общества не могут быть личности недееспособные, не могущие заключить договор. Штаммлер имеет здесь в виду, главным образом, малолетних и душевнобольных. На первый взгляд этот аргумент кажется сильным; в самом деле, анархисты отрицают принуждение, но, несомненно, что по отношению к личностям указанной категории принуждение необходимо. Тем не менее возражение это практически весьма мало убедительно. Дети и сумасшедшие существовали и будут существовать всегда; они были и в догосударственный период жизни человечества и обходились без государственной власти. Конечно, по отношению к ним принуждение необходимо, но они подчиняются естественным образом личной принудительной власти: дети — естественной власти родителей, сумасшедшие — власти родственников и врачей. Конечно, государство в их судьбе играет роль: оно умеряет и ограничивает личную власть, стоящую над ними, оно ограждает детей и душевнобольных от злоупотребления со стороны родительской и опекунской власти. Но этим надзором его роль и ограничивается, и нужно сознаться, что даже современное государство, не говоря о прежнем, эту свою задачу исполняет малоудовлетворительно. В сущности, если бы государство исчезло с лица земли, то дети и сумасшедшие как таковые потеряли бы очень мало. Да и странно, защищая государство против его отрицателей, представлять дело так, как будто бы оно нужно только для детей и сумасшедших. Чтобы действительно опровергнуть анархизм, нужно доказать, что государство нужно не только для недееспособных, но и для взрослых и здоровых людей.

Более серьезно другое возражение, которое сводится к вопросу, каким образом в безгосударственном обществе будет вестись борьба с преступлениями. Правда, анархисты говорят, что число преступлений в таком обществе чрезвычайно уменьшится, потому что, с точки зрения последователей этого учения, преступления в значительной мере объясняются существованием государства: особенно обширный разряд преступлений — против государственного строя и порядка управления. Но все-таки и анархисты вынуждены признать, что есть преступления, которые останутся и после упразднения государства; таковы преступления против собственности, жизни, чести, личной неприкосновенности, индивидуальной свободы. Как безгосударственное общество будет относится к этим преступлениям?

Тэкэр указывает как на средство борьбы на самозащиту; она играла громадную роль в первоначальных стадиях жизни человечества даже при существовании государства; она играет большую роль и теперь даже в культурных государствах. Значение судебной и полицейской охраны вовсе не так велико, как обыкновенно думают. Тэкэр полагает, что защиту от сякого рода посягательства можно организовать гораздо лучше помимо государства, а именно путем образования союзов самосохранения, вроде современных страховых обществ, которые будут гарантировать от нападения и защищать. В этом направлении он идет весьма далеко, допуская, что такие союзы самозащиты личности могут употреблять самые крайние средства, не останавливаясь перед смертной казнью и даже пытками.

Прудон иначе представляет себе защиту от преступлений. Он указывает, что в распоряжении свободных обществ против нарушителей права будет находиться самое сильное средство, когда-либо употреблявшееся — исключение нарушителей права из свободно-договорного общества. Раз известное лицо, принятое в общество на известных условиях, нарушает их, то оно тем самым расторгает свободно заключенный договор и поэтому исключается из общества. Но так как все люди должны составлять договорное общежитие, то исключение из общества, как верно замечает Еллинек, будет самым страшным наказанием: оно будет равносильно извержению из среды человечества. С этой точки зрения получает глубокий смысл кажущаяся на первый взгляд странной криминалистическая теория, что наказание есть та цена, которой человек покупает свое сохранение в обществе. И, действительно, Прудон весьма ярко изображает положение отдельного человека по отношению к договорному обществу; последнее говорит ему: "Ты можешь признать или отвергнуть договор — ты свободен. Но, знай, — что если ты отвергнешь или нарушишь его, ты будешь в обществе дикарей, ты отречешься от человеческого рода. Ничто тебя не охранит, каждый встретившийся может убить тебя, и ответить за это лишь как за ненужную жестокость с диким зверем".