Владимир Кудрявцев - Избранные труды [сборник]

Не вдаваясь в обсуждение концепции «формальных» преступлений (об этом достаточно уже писалось), следует кратко остановиться только на одном вопросе: в какой мере соответствует эта концепция новому уголовному и уголовно-процессуальному законодательству.

Как отмечалось выше, ст. 24 Основ уголовного судопроизводства прямо признает помимо имущественных и физических также моральные последствия преступления. Следовательно, утверждение о том, что в оскорблении и клевете, посягательствах на те или иные права граждан и т. п. как в «формальных» преступлениях, нет вредных последствий, не согласуется с уголовно-процессуальным законодательством и по существу способно лишить потерпевших от этих преступлений права на судебную защиту их интересов.

Статья 15 тех же Основ говорит, что при производстве предварительного следствия и разбирательстве уголовного дела в суде доказыванию подлежат характер и размер ущерба, причиненного преступлением.

Статья 32 УК РСФСР предусматривает нематериальный, моральный вред, который заглаживается путем извинения перед потерпевшим.

Новые республиканские УК значительно расширили и усилили охрану нематериальных интересов советских граждан, их прав, чести, достоинства и свободы. Можно ли считать такую позицию советского законодателя обоснованной, если учесть, что соответствующие преступления являются безвредными, «формальными», а в то же время происходит отказ от уголовной ответственности за малозначительные преступления?

Действующее ныне уголовное законодательство всемерно подчеркивает материальный признак преступления – его общественную опасность. Исходя из общественной опасности преступления дифференцируются на тяжкие, менее тяжкие, малозначительные и не представляющие большой общественной опасности. Последние две группы преступлений могут уголовно не наказываться, а преследоваться мерами общественного воздействия. Для определения степени общественной опасности новые республиканские УК при конструкции преступлений и в нормах о поруках, в перечне отягчающих и смягчающих обстоятельства, как никогда прежде, подчеркивают решающее значение преступного ущерба, причем без какого-либо исключения для разных категорий преступлений. Основная задача уголовного права, как теории, так и практики, именно и состоит в показе социального, материального содержания преступления. Социальное содержание преступления заключается в характере и степени общественной опасности. Общественную же опасность любого преступления можно раскрыть только путем правильного определения характера и величины преступного ущерба.

Между тем для анализа преступлений с нематериальным вредом в теории характерно определение их общественной опасности посредством definitio per negatio. Всячески подчеркивается, что в формальных преступлениях отсутствуют вредные последствия. Что же есть, чем фактически характеризуется общественная опасность преступлений, к числу которых относят ни много ни мало особо опасные государственные преступления? Об этом либо вовсе забывают говорить, либо приводят достаточно туманные рассуждения о «направленности» действий на ущерб [686](причем отнюдь не в форме создания угрозы, которая является разновидностью вредных последствий по ряду преступлений и четко зафиксирована в соответствующих уголовно-правовых нормах).

«Направленность» на ущерб делает весьма проблематичным отграничение оконченных и неоконченных преступлений, возможность добровольного отказа, определение умысла, который, согласно ст. 8 Основ, должен устанавливаться в отношении вредных последствий. Главное же, концепция формальных беспоследственных преступлений, как отмечалось, не позволяет со всей глубиной раскрыть специфику общественной опасности преступлений, причиняющих нематериальный политический, идеологический, организа ционный, психический, моральный вред социалистическим общественным отношениям.

Нельзя не согласиться с болгарским криминалистом Н. Манчевым, который писал: «От безрезультатного человеческого действия не может быть ни пользы, ни вреда. Абсурдно наказывать лицо, когда оно совершило нечто «формально», «безрезультатно» [687].

Наконец, без определения ущерба трудно провести отграничение преступлений от проступков [688].

Основной довод сторонников концепций «формальных» преступлений (или составов) о том, что в такого рода преступлениях никогда не требуется доказывать наличие преступных последствий, не согласуется с практикой. Так, Новрузов и Алиев были признаны Верховным судом Азербайджанской ССР виновными в недонесении об убийстве. Из материалов дела следовало, что осужденные не сообщили органам власти об известном им убийстве, так как знали, что следствием уже возбуждено против виновного Азимурата уголовное дело. На первых же допросах они подробно рассказали об обстоятельствах преступления и изобличили убийцу. Судебная коллегия Верховного Суда СССР вынесла такое определение по этому делу: «… при недонесении о преступлении недоноситель предвидит, что своим несообщением о преступлении он способствует подготовке, совершению, сокрытию преступления и преступника и тем самым лишает соответствующие органы власти возможности предпринять меры по пресечению преступной деятельности, к изобличению преступника . В данном же случае как Новрузов, так и Алиев были убеждены, что органам власти известны как сам факт убийства Исаева, так и лицо, его совершившее, и они не сообщили об этом лишь потому, что считали излишним дополнительно сообщать об этом» [689](курсив мой. – Н. К.).