Псковская судная грамотапредусматривала ответственность за самовольное и насильственное вторжение в судебное помещение, нанесение ударов «подвернику» – специальному должностному лицу, следившему за порядком в помещении суда. Устанавливалось и наказание за подобные действия: заключение виновного в колодки, штраф в пользу князя в размере 1 рубля и «подвернику – 10 денег».
В ст. 19 Судебника 1497 г. предусматривалась возможность отмены неправильного решения судьи и повторного рассмотрения дела. Впервые закреплялась ответственность за нарушение порядка судопроизводства лицами, его осуществлявшими (ст. 33, 35, 36 Судебника) [238] См.: ИсаеваТ. С. Основные памятники русского права. Владивосток, 1997.С. 40.
. Однако законодательного разграничения «неправого суда» и судебной ошибки еще нет. Поэтому не устанавливается ответственность судей за вынесение ими неправосудного решения.
Дальнейшее развитие правовые нормы, защищающие интересы правосудия, получили с принятием Судебника 1550 г.Уголовно-правовая охрана правосудия развивалась в двух взаимосвязанных направлениях: с одной стороны, эта деятельность защищалась от посягательств со стороны лиц, осуществляющих функции представителя власти в сфере правосудия; с другой стороны, формулировался круг преступных деяний, которые могли быть совершены против указанных лиц.
В данном законодательном акте сохраняется без изменений декларация Судебника 1497 г. о запрещении посулов и необходимости справедливого суда (ст. 1). Впервые предусматривается уголовная ответственность судей за вынесение неправильного решения в результате получения посулы (взятки – ст. 3). Устанавливается ответственность за фальсификацию (подлог) судебных документов, совершенных за взятку. Наказание в отношении высших должностных лиц судебной системы определял глава государства. Для более низких чинов судебного аппарата ответственность закреплялась Судебником. Например, согласно ст. 4, дьяк, составивший за взятку подложный протокол судебного заседания либо неправильно записавший показания сторон или свидетелей, подвергался штрафу в виде половины суммы иска, а также подлежал тюремному заключению. Другую половину возмещал боярин, который, будучи высшим должностным лицом, должен был следить за своим подчиненным.
Закреплялась наказуемость за лжесвидетельство, ложный донос, злостную клевету (ябедничество) с целью осуждения невиновного, в том числе за ложное обвинение судей в умышленном неправосудии. При этом ложный донос в отношении судей наказывался строже, чем умышленное неправосудие, что способствовало ограничению потока челобитных (жалоб). Лжесвидетель, помимо возмещения потерпевшему причиненного ущерба, подвергался торговой казни.
В указанный исторический период практически не формулировались правовые нормы, предусматривающие ответственность за неисполнение судебных актов. Исключением может служить ст. 55 Судебника 1550 г., которая предусматривала меры воздействия на лицо, обязанное уплатить нанесенный истцу убыток. Стимулирующие исполнение судебного решения меры заключались в том, что лицо выдавалось «на правеж до искупа», а если решение не исполнялось даже после «правежа», ответчик отдавался истцу «головою… до искупа», т. е. в холопы до уплаты или отработки нанесенных убытков [239] См.: Российское законодательство X–XX веков. Т. 2. С. 97–98,131–133,172,146–147.
.
Соборное уложение 1649 г. характеризуется двумя направлениями развития уголовного законодательства России в сфере борьбы с посягательствами против правосудия: 1) увеличением числа составов посягательств на интересы правосудия; 2) стремлением законодателя консолидировать данные составы преступлений в одном разделе (главе) законодательного акта.
Разработчики Уложения в главе 10 «О суде» сконцентрировали ряд правовых норм, так или иначе охраняющих интересы правосудия. Например, предусматривалась строгая ответственность в случае ложного доноса в «великом государевом деле и измене », т. е. наиболее тяжких государственных преступлениях. «Изветчик» (доносчик) подвергался тому же наказанию, которое должен был понести оговоренный (ст. 17); аналогичная ответственность предусматривалась за ложное обвинение военнослужащего (ст. 31), ложный донос на судью (ст. 106), ложные показания свидетелей (ст.162–166). Из сказанного можно сделать вывод о том, что ложь при осуществлении судопроизводства, от кого бы из участников процесса она ни исходила, признавалась, во-первых, собственно посягательством на интересы правосудия и, во-вторых, наиболее опасным и распространенным преступлением.
Читать дальше