Ирина Алебастрова - Конституционализм как правовое основание социальной солидарности. Монография

Народный суверенитет характеризуется тем, что единым верховным субъектом власти в стране признается народ, понимаемый как устойчивое сообщество людей, объединенных крупными общими интересами 242. Как видно, отказ официальной идеологии национальных государств от концепции суверенитета монарха и переход на позиции народного суверенитета означали огромное приращение идеи социальной солидарности в масштабах национального государства. Действительно, признание народного суверенитета означало недопустимость правления, основанного лишь на силе и авторитете правителя. Данный принцип был призван ввести в правило управления учет мнения населения, удерживать политическую элиту от искушения править исключительно по своему разумению и усмотрению, подкрепляемого применением силы – искушения настолько сильного, что в него нередко впадает власть, тем более что в условиях диктатуры добиваться исполнения своих распоряжений и удерживать власть значительно легче, чем в условиях демократии: в таких условиях «может управлять страной всякий глупец» 243. Однако в условиях усложнения социальной структуры и управления обществом, характерных уже для индустриального общества, вероятность эффективного управления страной без учета сложной комбинации социальных интересов минимальна. Поэтому в принципиальном признании огромной социальной значимости и сути народного суверенитета с переходом к сложноорганизованному индустриальному обществу сходились все сторонники данной концепции.

Относительно же механизма реализации народом своей власти полной ясности не было. Разработка такого механизма предполагала прежде всего решение вопроса о том, существует ли она, единая воля всего народа, да и сам народ как единое целое? Невозможность чистого юридического воплощения принципа народного суверенитета даже при условии максимальной демократизации избирательного права осознавалась учеными-юристами уже на ранних этапах демократии и конституционализма. Так, А. Дайси признавал народный суверенитет лишь политическим явлением (юридически же суверенитет принадлежит, по Дайси, парламенту) 244, а по справедливому замечанию видного российского юриста профессора С. А. Котляревского (1873–1939), попытки определения народного суверенитета «наталкиваются на целый ряд существенных юридических затруднений» 245.

Действительно, наиболее уязвимым местом теории народного суверенитета, в том числе в части обоснования реальности форм его реализации, является невозможность и нецелесообразность участия в управлении всего населения. Именно данное обстоятельство и порождает вопрос о том, что такое народ как субъект суверенитета. Особенно наглядной и разительной разница между общей численностью населения и кругом лиц, имеющих право влиять на публичную власть, была заметна на первом этапе развития мирового конституционализма, когда чрезвычайно ограниченным был круг лиц, обладавших избирательным правом. В результате удельный вес избирателей в общей массе населения был крайне незначительным. Например, накануне известной английской избирательной реформы 1932 г. активным избирательным правом обладали 4,4 % взрослого населения Великобритании, в результате ее проведения – 7,5 %, после проведения реформы 1867 г. – 16,4 %, накануне Первой мировой войны – около 30 %, в 1921 г. – 74 %, в 1931-м – 96,6 %. Как видно, лишь приблизительно к середине ХХ в. численность избирательного корпуса примерно сравнялась с численностью взрослого населения страны 246. Приведенная статистика не является особенностью британской политической истории, она отражает общие закономерности развития избирательного корпуса в рамках индустриального общества 247.

Представляется, что ограничение субъектов политических прав на ранних этапах конституционализма имело комплекс различных причин, среди которых следует особо отметить отсутствие признания за правами данной группы естественного, т. е. первостепенного по значимости для человека, характера, а также совершенно обоснованное стремление авторов первых актов конституционного уровня ограничить круг избирателей людьми, самостоятельно мыслящими и действующими. Таковыми среднестатистически (в большинстве случаев) являются люди достаточно образованные и достаточно обеспеченные. В объективно существующих в раннеиндустриальный исторический период условиях (низкий уровень образования и жизни большинства населения, финансовая зависимость женщин от мужчин и т. д.) данным требованиям удовлетворяли именно и только имущие граждане мужского пола. Поэтому ими и был ограничен избирательный корпус – «чтобы обеспечить образованию и собственности необходимое влияние на законодательство» 248. Цензовый характер избирательного права, таким образом, обосновывался соображениями «общей пользы»: дабы избиратель мог сделать свой выбор вполне самостоятельно и независимо от мнения других, устанавливались возрастной, имущественный и гендерный цензы, предполагавшие, что необходимый уровень самостоятельности и осмысленности при осуществлении выбора кандидата может дать только наличие определенного уровня дохода, образованности, жизненного опыта и социального кругозора. Избиратели, этими качествами не обладающие, легче поддаются манипулированию: в условиях ограниченной политической свободы – со стороны властей, а в условиях реальной политической конкуренции – со стороны радикальных политических группировок.