Дмитрий Богданов - Справедливость как основное начало гражданско-правовой ответственности в российском и зарубежном праве. Монография

В отсутствие внешнего, надличностного этического критерия можно легко сформулировать универсальную и неопровержимую максиму «пусть все, кроме меня, будут средствами». Очевидный провал кантовской моральной философии стал основанием для последующих попыток рационального обоснования этики. Так, Сёрен Кьеркегор обосновывал, что основанием морали является выбор между этической и эстетической формой бытия 66, однако, как верно отмечает А. Макинтайр, речь идет о фундаментальном выборе в отсутствие критерия для такого выбора. Такой критерий в виде объективного и внеличностного стандарта в данном учении также отсутствует.

В связи с этим можно вспомнить строки из стихотворения Владимира Маяковского: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха, что такое хорошо, а что такое плохо». В стихотворении крошка сын получил ответ у отца – и вырос хорошим человеком. Он передаст своим сыновьям и внукам этический опыт поколений. Но у С. Кьеркегора крошка ответ не получит, кроха сам будет осуществлять фундаментальный выбор между нравственным и безнравственным планом бытия в отсутствии критериев для такого выбора. Поэтому С. Кьеркегор на роль «папы» не годится.

В результате через идею Д. Юма приходим к выводу, что источником этики является не разум, а наши страсти. Через позицию Дж. Мура об интуитивном понимании этики моральная философия пришла к указанной выше концепции эмотивизма, своего рода этическому эпилогу эпохи Модерна. «Проект обеспечения рационального обоснования морали решительно провалился. А поэтому мораль нашей предшествующей культуры и, следовательно, нашей собственной культуры лишена какой-либо публичной, общей рациональной основы или обоснования» 67.

В связи с этим вызывают интерес выводы Г. А. Голубевой, что «современный позитивизм. считает, что в категориях морали нет никакого разумного смысла, они служат лишь для выражения эмоций (этиков данной философской школы называют эмотивистами). Никакого критерия истинности в категориях морали нет. Суждение “убийство – зло” не является ни истинным, ни ложным. Сторонники подобной позиции исходят из того, что человек в своих отношениях с другими людьми волен руководствоваться своими сугубо личными соображениями, никто не смеет обвинить его в безнравственности, ибо в сфере морали нет ничего абсолютного, все условно, относительно. Фактически подобная позиция оправдывает аморализм одиночки, создает своеобразный культ сильной личности, ставит ее по ту сторону добра и зла» 68.

Человек по ту сторону добра и зла, человек как самостоятельный источник моральных ценностей, сам решающий для себя, что справедливо и несправедливо. Истина проистекает из убеждений человека о том, что есть истина, как считает экзистенциалист Жан Поль Сартр 69. В таких утверждениях звучит неприкрытая, болезненная мания величия человечка, мнящего себя «сверхчеловеком», поставить себя на место Творца. В этих утверждениях угадывается влияние Фридриха Ницше, чья моральная философия стала эпитафией для проекта Просвещения, дополнившая наш гуманистический бестиарий или зоопарк клеткой, в которую был помещен ubermensh (сверхчеловек).

Аласдер Макинтайр указывает, что «историческим достижением Ницше было более отчетливое, чем любым другим философом – определенно более отчетливое, чем у его аналогов в англосаксонском эмотивизме и европейском экзистенциализме, – понимание не только того, что казавшееся апелляцией к объективности оказалось на самом деле выражением субъективной воли, но и понимание природы проблем, которые встают при этом перед моральной философией» 70.

Фридрих Ницше в своей работе «Веселая наука» с иронией проводит уничтожающую критику всем основным этическим концепциям модерна, не исключая и утилитаризм. Он замечает, что, если мораль представляет собой не что иное, как выражение воли, моя мораль может быть только тем, что создает моя воля. Ницше отбрасывает фикции и призывает заняться «очищением наших мнений и оценок и созиданием новых собственных скрижалей – и не будем больше корпеть над “моральной ценностью наших поступков”! Да, друзья мои! Пробил час отвращения ко всей моральной болтовне одних в адрес других! Моральное судопроизводство должно быть оскорблением нашему вкусу! Предоставим эту болтовню и этот дурной вкус тем, кому нечего больше и делать, как волочить прошлое пядь за пядью сквозь времена, и кто сам никогда не есть настоящее, многим, стало быть, очень многим! Мы же хотим стать тем, что мы есть, – новыми, неповторимыми, несравнимыми, полагающими себе собственные законы, себя-самих-творящими! И для этого должны мы стать лучшими выучениками и открывателями всего законного и необходимого в мире: мы должны быть физиками, чтобы смочь быть творцами в названном смысле…» 71.