Олег Танимов - Теория юридических фикций. Монография

Десять заповедей, данные человеку Богом через пророка Моисея, по сути, являются первым кратким сводом законов – божественных, нравственных. Значительная часть религиозных догм (в том числе мусульманских, буддийских, иудейских) с течением времени (веков, тысячелетий) в том или ином виде нашла свое закрепление и в человеческих (государственных) законах, действующих по сей день.

Как известно, на первом месте по значимости находятся преступления против свободы человека. Перечень их по законодательству Моисея начинается с посягательств на наиболее не защищенную часть населения – рабов. Иисус Христос, приступая к служению человеческому, объявил в числе своих предназначений «отпустить измученных на свободу» (ЛК. 4.18). Несмотря на то что рабство было узаконено и апостол Павел призывал: «Рабом ли ты призван, не смущайся» (1 Кор. 7.12), тем не менее, и Ветхий, и тем более Новый Завет всячески смягчали участь раба, что получило отражение в законодательстве Моисея. Рабовладелец должен был отпустить купленного раба через 6 лет использования его в качестве такового, а также раба, которому выбили глаз или зуб. Если Ветхий Завет пытается облегчить участь рабов, то законодательство России не защищает своих граждан от угрозы рабства. Уголовное законодательство Российской Федерации не предусматривает ответственности за рабовладение: презюмируется, что этого явления в нашей стране не существует, хотя такие деяния, по свидетельству прессы, имели место в Чечне, Дагестане, в Москве (вспомним клейменых женщин, удерживавшихся на цепи без документов в подвале одного из домов, занимавшихся принудительно швейными работами) 105. Очевидно, что нормы, изложенные в Законах Моисея, пусть в некоторой степени носящие условный характер, формируют более актуальное видение сложившейся в стране ситуации, но по каким-то причинам, не были переняты современниками.

В вопросе доведения условности до сформированного, упрочившегося понятия немаловажная роль принадлежит рассуждениям о Библии. По этому поводу обратимся, к примеру, к рассуждениям священника Александра Пелина 106. Он нарочито опровергает православную Библию как проявление фиктивности; наоборот, по его мнению, это качество присуще Библии протестантской.

Как известно, Библия содержит два Завета: Ветхий и Новый. Не беремся подвергать сомнению способ происхождения этих канонических источников, но предпосылки утверждать то, что по организационной структуре и по содержанию первоначально эти религиозные каноны таковыми и являлись, – сопутствующая условность. Таковы же и их прообразы – символы: пасхальный агнец как символ крестного страдания Мессии – Христа, Христос – Новый Ной и Новый Потоп, воды крещения – воды Нового Потопа, уничтожающие ветхого человека и рождающие нового.

По словам священника А. Пелина, сам господь Иисус Христос предложил метод правильного типологического уяснения Св. Писания, сказав своим ученикам Луке и Клеопе: «О, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки! Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою? И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о нем во всем Писании».

А. Пелин, сам того не осознавая, полемизирует с мнимым собеседником по вопросу фиктивности/псевдофиктивности основы основ всякого христианина – Библии. Его аргумент – метод православной экзегезы, точнее, метод метаисторический. «Это метод, – утверждает автор, позволяет защитить Библию от разного рода нападок и обвинений в исторической неточности… Метаисторическое толкование Св. Писания отстаивал и епископ Кассиан Безобразов. Он утверждал, что только из перспективы вечности возможно правильное понимание истории человека. Всякое событие, совершенное в метаистории, имеет глубокое значение. Через него мы касаемся истины» 107.

Известный философ В. Соловьев в работе «Чтения о Богочеловечестве» утверждает, что «воплощение божественного Логоса в лице Иисуса Христа есть явление нового духовного человека, второго Адама». Условно автор наделяет Иисуса Христа характеристикой первого человека на земле, определяет его как «индивидуальное существо, но вместе с тем и универсальное, обнимающее собою все возрожденное, духовное человечество» 108. Между тем, он опровергает сформировавшийся при чтении намек на условность его размышлений. «Поистине, дело Христово не есть юридическая фикция, казуистическое решение невозможной тяжбы, оно есть действительный подвиг, реальная борьба и победа над злым началом. Второй Адам родился на земле не для совершения формально-юридического процесса, а для реального спасения человечества, для действительного избавления его из-под власти злой силы, для откровения в нем на деле царства Божия».