Олег Данилов - Именем Закона

станут искать. Найдут, значит, Вася будет отвечать. Так ему и надо. А не

найдут...

А если и вправду не найдут? Тогда Вася больше воровать не будет.

В том смысле, что здесь, в этом лагере. А вообще, конечно, будет! Если с рук

сходит, почему нет? И кем он станет?"

...Когда горны позвали всех на обед, я в столовую не пошел, а пошел прямо к

начальнику лагеря. Начальник у себя в кабинете разговаривал с пионервожатыми.

-- Развалили воспитательную работу!-- возмущался он. -- Не пионерский лагерь, а

воровская "малина"! Опозоримся на весь город! Завтра здесь милиция будет!

Докатились!

Мне было очень страшно. Но я распахнул дверь кабинета и прямо в середину

начальниковой фразы влепил: - Это я!

-- Вижу, что ты! -- сказал начальник. -- А почему ты входишь без спроса? Не

постучавшись? Вот, пожалуйста! -- Он показал на меня воспитателю. -- Если уж мы до

того дошли, что...

-- Это я украл сгущенку! -- сказал я.

Тут в комнате стало очень тихо. Потом стало очень шумно. Потом опять тихо.

Сначала мне никто не поверил. Но когда я рассказал, где сгущенка спрятана, и

Саша Петухов, сбегав на то место, упавшим голосом сказал, что коробки именно там

и есть, поверили все.

Горнисты затрубили общий сбор. На центральной площади выстроился весь лагерь --

восемьсот человек. И все они смотрели, как председатель совета дружины

семиклассница Аня Коробова сорвала с меня пионерский галстук. А потом, под свист

и улюлюканье, меня повели в изолятор и там заперли.

Как ни странно, я очень хорошо себя чувствовал. Я весь ужин съел -- мне Саша

Петухов принес, -- тарелки на стол брякнул и вышел, ни слова не сказав. Я с

удовольствием "Тимура и его команду" стал перечитывать -- кто-то ее в изоляторе

забыл. Я читал и думал: "Все-таки я молодец! Тимур помогал своим товарищам,

выручал их, и я выручил Васю! Уж теперь-то, конечно, он больше не будет

воровать, ему стыдно станет. Я видел, как он и Захар Петрович, совершенно

потрясенные, смотрели от кладовой, как меня из пионеров исключали... И пускай

меня теперь в тюрьму посадят -- за друга можно и пострадать. А родителям я все

объясню. Они поймут, уж это точно!"

Когда совсем стемнело, в окошко кто-то постучал. Я открыл окно, и в комнату

впрыгнул Вася. Он сел на кровать и стал пристально на меня смотреть.

Понимаешь, -- тихо сказал он наконец, -- запутал меня этот Захар проклятый. Он мне

еще в городе шестьсот рублей одолжил на магнитофон. Я думал, как-нибудь отдам,

да вот не вышло! А он говорит: "Давай, никто не узнает!.." Он-то судимый уже,

опытный. Говорит: "Подумаешь, ребенок конфетку не получит или шоколадку!.." А ты

не бойся, тебе ничего не будет. Пока шестнадцати лет нету, уголовная

ответственность не наступает.

Я точно это знаю. Скажешь: понял, осознал, тебя и в пионеры обратно примут.

Спасибо, друг!

Он пожал мне руку и выпрыгнул обратно в окно.

...На следующий день приехала милиция: младший лейтенант из райотдела и

проводник с собакой. Когда меня привели к начальнику лагери, там шел спор, и

довольно крутой.

-- Что значит -- неправильно? -- кипятился начальник. -- Он сам признался!

Что еще нужно?

-- Ему, может, ничего не нужно, -- настаивал младший лейтенант, то снимая, то

надевая фуражку: в ней жарко, а без нее не положено. -- Но вы-то взрослый

человек, должны законы знать! Признание не является доказательством вины!

Проводник, намотав на руку длинный поводок, сидел в углу кабинета. Огромная

овчарка лежала рядом.

-- Но ведь он место указал- -- воскликнул начальник.

Овчарка взглянула на меня и равнодушно отвернулась.

Да мало ли что он укажет! -- устало сказал милиционер. -- Видел, слышал, все может

быть! А вы... Он повернулся ко мне.

-- Ты, значит, вор? Я!

- Ну пошли!

Ом надел фуражку, проводник что-то негромко сказал собаке, и все мы вышли из

кабинета.

Конечно, весь лагерь уже толпился вокруг. Мы пошли по территории, ребята за

нами. Пришли к яме, заваленной лапником. Я хотел откинуть ветки, но младший

лейтенант не дал.

- Подожди! -- велел он. -- Что в тайнике?

-- Сгущенка.

-- Сколько?

-- Две коробки!

-- Больше ничего?

-- Ничего! -- наобум сказал я.

-- Ни шоколада, ни конфет? Ладно. Как хранятся?

-- Чего? -- не понял я.

-- Ну, как стоят? Одна на другой или рядом? Может, завернуты во что-то? Или

накрыты? Ставил сутки назад -- должен помнить!

-- Рядом! -- опять наобум сказал я. -- Ничем не накрыты.

(Я не видел, чтобы Вася или Захар Петрович что-то сверху клали.)