Томас Мальтус - Опытъ закона о народонаселеніи

Послѣ чувства голода, самая общая и могущественная страсть — это любовь, принимая это слово въ самомъ широкомъ смыслѣ. Добродѣтельная, облагороженная дружбою любовь, повидимому, представляетъ соединеніе самыхъ чистыхъ и глубокихъ наслажденій, соотвѣтствующихъ всѣмъ потребностямъ сердца. Она пробуждаетъ самыя доброжелательныя чувства и тѣмъ самымъ придаетъ всей жизни смыслъ и очарованіе.

«Исключите изъ половыхъ сношеній сопровождающія ихъ обстоятельства, говоритъ Годвинъ, и они станутъ презрительными». Точно также можно было-бы сказать: отнимите у дерева его вѣтви и листву, и оно лишится своей красоты.

Правильныя черты, кротость, живость, впечатлительность, чувствительность, умъ, воображеніе плѣняютъ насъ; такія качества пробуждаютъ и питаютъ чувство любви.

Было-бы весьма ошибочно предполагать, что эта страсть ограничивается одними чувственными наслажденіями. Однимъ изъ важныхъ условій счастья совершенно справедливо признается тотъ образъ жизни, который каждый намѣчаетъ себѣ, и къ достиженію котораго стремится; я увѣренъ, что въ большинствѣ такихъ плановъ любовь занимаетъ видное мѣсто, на ряду съ удовольствіями семейной жизни и радостями, доставляемыми намъ дѣтьми. Ужинъ у разведеннаго очага и удобное помѣщеніе не могутъ казаться намъ вполнѣ привлекательными, если мы не связываемъ въ своемъ воображеніи эти удобства съ дорогими существами, съ которыми мы желали-бы раздѣлить ихъ.

Существуютъ и другія основательныя причины утверждать, что страсть, о которой мы говоримь, въ значительной степени смягчаетъ и облагораживаетъ человѣческое сердце, располагая его къ нѣжнымъ побужденіямъ благоволенія и состраданія. Все, что намъ извѣстно о жизни дикихъ, убѣждаетъ насъ, что племена, среди которыхъ эта страсть мало развита, являются наиболѣе злыми и жестокими; племена эти въ тоже время наиболѣе расположены къ насилію и дурному обращенію съ женщинами. И дѣйствительно, еслибы супружеская любовь вдругъ ослабѣла, то, вѣроятно, мужчины, пользуясь превосходствомъ силы, обратили-бы женщинъ въ рабство, какъ это дѣлаютъ дикари, или, во всякомъ случаѣ, малѣйшее выраженіе нетерпѣнія со стороны женщины, ничтожное разногласіе съ нею, было-бы достаточною причиною для разрыва. Неизбѣжнымъ послѣдствіемъ такого положенія вещей было-бы ослабленіе родительскихъ чувствъ и, какъ слѣдствіе этого, уменьшеніе заботъ о воспитании дѣтей, а это не могло-бы не отразиться вредно на благоденствіи всего общества.

Необходимо замѣтить, что препятствія усиливаютъ страсть и что она тѣмъ сильнѣе дѣйствуетъ на сердце, чѣмъ труднѣе ея удовлетвореніе. Нѣжность, чувствительность, благородство характеровъ и нравовъ, которыя могутъ быть внушены одною только любовью, являются чаще всего слѣдствіемъ испытываемыхъ ею проволочекъ и затрудненій. Въ тѣхъ странахъ, гдѣ нравы въ этомъ отношеніи грубы, любовь угасаетъ или обращается въ низкое побужденіе и перестаетъ оказывать благотворное вліяніе на характеръ. Но во всѣхъ европейскихъ странахъ, благодаря тому обстоятельству, что женщины, пользуясь свободою, находятся подъ защитою стыдливости, эта страсть развивается съ наибольшею силою и почти всюду оказываетъ свое благотворное вліяніе. Можно смѣло утверждать, что всюду, гдѣ эта страсть наиболѣе сдерживается, она наивыгоднѣйшимъ образомъ измѣняетъ нравы.

Страсть эта, понимаемая въ самомъ широкомъ смыслѣ, съ присоединеніемъ къ ней взаимной любви между родителями и дѣтьми, представляетъ, несомнѣнно, одно изъ могущественнѣйшихъ условій счастья. Но, съ другой стороны, опытъ ясно доказываетъ намъ, что та-же самая страсть является источникомъ бѣдствій, если она дурно направлена. Правда, въ общемъ эти бѣдствія ничтожны, сравнительно съ благотворнымъ вліяніемъ добродѣтельной любви, но разсматриваемыя безъотносительно — бѣдствія эти все таки довольно значительны. Впрочемъ, налагаемыя правительствомъ наказанія показываютъ, что страсть, о которой идетъ рѣчь, не вызываетъ такихъ значительныхъ бѣдствій или, во всякомъ случаѣ, не причиняетъ такого непосредственнаго вреда, какъ нарушеніе правъ собственности и вообще противозаконное стремленіе къ удовлетворенію желанія обладать тѣмъ, что принадлежитъ другимъ. Тѣмъ не менѣе, если при изученіи этой страсти мы представимъ себѣ важныя пoслѣдствія ея необузданности, то почувствуемъ себя способными на болышія жертвы, чтобы уменьшить или даже совсѣмъ заглушить ее. Но это значило-бы сдѣлать человѣческую жизнь непривлекательной и безцвѣтной или предоставить ее на произволъ дикаго и неукротимаго звѣрства. Внимательное изученіе непосредственныхъ и самыхъ отдаленныхъ послѣдствій всѣхъ человѣческихъ страстей и естественныхъ законовъ доказываетъ намъ, что при настоящемъ положеніи вещей, ослабленіе дѣйствія любой изъ этихъ страстей можетъ быть достигнуто не иначе, какъ путемъ причиненія людямъ страданія несравненно болѣе значительнаго, чѣмъ то зло, которое мы желали устранить при помощи ослабленія страсти. Причина этого очевидна. Страсти представляютъ основу какъ нашихъ наслажденій, такъ и страданій, элементы, изъ которыхъ образуются людскія бѣдствія, счастье, добродѣтели и пороки. Поэтому страсти нужно направлять, а не разрушать или ослаблять.