Олег Баев - Основы криминалистики. Курс лекций

Следовательно, в основе выдвижения криминалистической версии лежит информация, но информация, не достаточная для однозначного по ней вывода. Накопление и осмысление такой информации и является основой, первым этапом версионной деятельности субъекта процессуального исследования преступления.

Существует несколько проблем, связанных со сформулированным положением об информации как основе выдвижения криминалистических версий. Первая из них связана с решением вопроса: какая информация имеется в виду, иными словами, из какого (каких) источника(ов) она должна быть получена, чтобы стать основой выдвижения версии? Суть проблемы в том, что отдельными криминалистами по этому поводу высказывается мнение, что версии могут выдвигаться лишь на основе информации, полученной процессуальным путем, т. е. на основе информации доказательственной. Это положение, по моему убеждению, ошибочно. Выдвижение версий – средство и способ мышления, и поэтому оно не может зависеть от того, каким образом, процессуальным или непроцессуальным, получена информация для процесса мышления. Я думаю, что версии могут вытекать из информации как доказательственной, так и полученной в результате оперативно-розыскной деятельности или из любых иных источников – от сообщений средств массовой информации до анонимных писем.

Вторая проблема мне кажется более интересной: может ли в основе выдвижения версии лежать не собственно информация как таковая, а… интуиция соответствующего субъекта версионной деятельности в процессе процессуального исследования преступления? Данная проблема связана в первую очередь с определением понятия и сущности интуиции. И в этой связи – несколько слов об интуиции.

Интуиция, образно говоря, есть предвосхищение, чувство истины. Или, как более изящно и точно сформулировал великий фантаст Айзек Азимов, «это – свойственное человеческому разуму умение находить ответ в ситуации, когда у него недостает точной информации, а та, что есть, порой противоречива» [114] .

Есть ли интуиция криминалистическая? Одни авторы отрицают ее существование, другие решают этот вопрос для себя утвердительно. Так, по мнению Яна Пещака, «следственная интуиция – это способность следователя, основанная на его опытности и знаниях, непосредственно, прямо, как бы внезапно находить в сложной ситуации путь к правильному решению задач, возникающих в ходе расследования» [115] .

У меня несколько иное мнение по этому вопросу. Я полагаю (позволю себе здесь опустить аргументацию своей позиции), то, что понимается в данном контексте под интуицией, в том числе следственной, есть не что иное, как обычный логический процесс. Но проходящий с такой быстротой, иногда чуть ли не на подсознательном уровне, что его субъект сам не может на вербальном уровне воспроизвести его этапы. По сути логический процесс конструирования интуитивного предположения представляет собой так называемый «черный ящик»: известно, что лежит на входе, и известно, что сложилось на выходе, но неизвестно, не осознано, как это сложилось.

Таким образом, в первый этап построения криминалистической версии входит и логическое осмысливание лежащей в ее основе информации. Тут же замечу, что ряд ученых выделяют этот процесс в отдельный этап версионной деятельности. Мне, однако, такой подход представляется несколько искусственным: психологически невозможно накапливать информацию без ее непрерывного осмысливания, анализа. Методы такого анализа известны – дедукция и индукция. Напомню: «дедукция – выведение частного из общего; путь мышления, который ведет от общего к частному, от общего положения к особенному. Общей формой дедукции является при этом силлогизм, посылки которого образуют указанное общее положение, а выводы – соответствующее частное суждение»; «индукция – метод движения знания от отдельного, особенного к всеобщему, закономерному. Индукция из наблюдений и опытов выводит принципы и общие положения» [116] . В результате такого логического осмысливания имеющейся информации у субъекта исследования преступления возникают соответствующие логические предположения. Эта проблема достаточно подробно и интересно исследована А.А. Эйсманом в монографии «Логика доказывания» (М., 1971).

Но для того чтобы эти предположения приняли вид версии, они должны быть сформулированы таким образом, чтобы с ними можно было вести дальнейшую работу.

Следовательно, вторым этапом построения криминалистической версии является ее формулирование. Хочу обратить внимание на следующий важный момент: версия должна формулироваться в категорически однозначной форме, примерно в таком виде: «Преступление совершил Н.», «Преступление Н. совершил с целью завладения имуществом потерпевшего», «Преступление совершено при превышении пределов необходимой обороны» и т. п. Необходимость именно такого формулирования криминалистических версий вытекает из логических правил построения любых гипотез, и лишь это позволяет получить в результате их проверки однозначный вывод – «да» или «нет»: «Преступление совершил Н.», «Преступление Н. совершено не по корыстным мотивам» и т. д.