Евгений Шраговиц - Загадки творчества Булата Окуджавы - глазами внимательного читателя

Правда, с самого начала возникает вопрос, почему шарманка названа шарлатанкой, раз в русском языке «шарлатанка» принадлежит полю значений, связанных с мошенничеством, ложью и т. п. В контексте стихотворения, однако, сочетание «шарманка-шарлатанка» становится понятнее, коль скоро шарманка ассоциируется со сферой чувств, которые могут обманывать, заставляют поступать опрометчиво и страдать от этого; но именно благодаря сильно развитой эмоциональной составляющей художник становится художником, а инстинктом самосохранения он обычно не руководствуется. Ясен тут и намек на известную песенку «Ах, шарабан мой, американка, а я девчонка, я шарлатанка» – песенка появилась в начале ХХ века в сравнительно невинном ресторанном варианте, а возможно, тогда же и в шарманочном, позже превратилась в «блатную» и теперь существует во множестве вариантов жанра «шансон» [66]. («Так, куплеты гражданской войны с рефреном “Ах. шарабан мой…” теряют неактуальные более строки, “добирают” популярной уголовной экзотики и превращаются в блатную песню» [67]). Окуджава избегает высокопарности и намеренно снижает пафос с помощью блатных ассоциаций, в данном случае связанных со словом «шарлатанка»; далее, уже в последней строке, снижение используется еще раз, так как выражение «когда под рёбра бьют» намекает либо на драку, либо на избиение следователем, а то и другое часто упоминается в блатных песнях.

Второе четверостишие «Шарманки» содержит аллюзию на уже упоминавшуюся «Старую шарманку» Анненского.

Анненский представляет отношения шарманки и её вала как аллегорию внутреннего конфликта в личности поэта, поскольку вал, вроде бы описанный отдельно, – это часть шарманки, и у них общая «участь». При этом шарманку можно ассоциировать с творческим импульсом – или, иначе говоря, с Музой поэта, которая побуждает его творить, а вал – с сознанием, участвующим в процессе создания произведения, который порождается этим импульсом. Сам этот процесс может быть мучительным в силу множества причин как личного, так и общественного порядка.

У Анненского поэт всегда в той или иной мере «Фамира-кифаред» 1. У Окуджавы никакого Фамиры быть не может, но пушкинское «поэт неволен» сохраняет свою доисторическую универсальность.

Сходство сравниваемых стихотворений представляется значительным, поскольку Анненский и Окуджава говорят, в сущности, об одном и том же: так, у Анненского процесс создания произведения описывается так: «И никак, цепляясь, не поймёт / Этот вал, что не к чему работа,/ Что обида старости растет/ На шипах от муки поворота», а у Окуджавы: «Работа есть работа. Работа есть всегда./ Хватило б только пота на все мои года»; у Анненского: «Разве б петь, кружась, он перестал/ Оттого, что петь нельзя не мучась?», а у Окуджавы: «Хватило бы улыбки, когда под ребра бьют». Таким образом, у Анненского и вслед за ним у Окуджавы стихи о шарманке – это стихи о творчестве.

Важен для интерпретации и стихотворный размер песни. По чисто графическому восприятию это шестистопный нецезурованный ямб, однако при более внимательном чтении ясно, что определяемый рифмой и музыкой песни метр – трехстопный ямб. Вот как должна выглядеть «Шарманка» в трёхстопной записи:

Рифмы всюду точные, с традиционным для русской поэзии чередованием женских и мужских, то есть всюду длинная шестистопная строка – просто результат сдвоения двух трехстопных строк, так что при графическом восприятии все рифмы оказываются мужскими. Это совпадение метра с метром знаменитой «Разлуки» отмечено Л. А. Шиловым в 1988 году [68], но трехстопная запись песенки характерна и для музыкальных публикаций [69], представленных на многочисленных веб-сайтах, где текст сопровождается (или не сопровождается) гитарными аккордами [70].