Валерий Иванов - Русские народные говоры

Некоторым северновеликорусским говорам в современном их состоянии цоканье неизвестно; однако только часть из них вообще никогда не знала этого явления, иные утратили его в процессе своего развития, хотя и знали в прошлом [23] Таковы, например, некоторые Новгородские говоры, в которых сохранились кое-какие остатки цоканья. См. Р. И. Аванесов , Очерки русской диалектологии, Учпедгиз, 1949, стр. 134. .

Большинству северновеликорусских говоров свойственно наличие самостоятельной фонемы ф , отсутствие которой наблюдается в иных диалектах. Звук ф в русском языке возник в относительно поздний период истории. Первоначально во всех славянских языках этого звука не было, и поэтому в словах, заимствованных из греческого и из других языков со звуком ф , он передавался через п : ср. гр. Iosif — русск. Осип ; гр. faros — русск. парус ; гр. Stefanos — русск. Степан . В эпоху XII—XIII вв., когда в русском языке произошло падение (утрата) редуцированных ь и ъ , в силу чего согласные оказались на конце слов, окончательно оформилась категория глухости-звонкости в системе согласных русского языка; в результате оглушения согласных на конце слова установились пары по глухости-звонкости: т — д , п — б , с — з и т. д. Именно тогда-то, в результате оглушения в , звук ф возник на самой русской почве как глухая пара по отношению к в . Однако не во всех русских говорах дело обстояло так, ибо сам звук в в древнерусских диалектах был различного характера: в одних говорах он имел губно-зубное образование, т. е. такое, какое он имеет в современном литературном языке; в других же — губно-губное, т. е. он произносился с помощью двух губ. Губно-зубное в , попадая в положение конца слова и теряя голос, изменялось в ф ; а губно-губное такому изменению подвергнуться не могло. Поэтому в первой группе говоров звук ф возник сначала в зависимом положении как результат оглушения в , а потом был перенесен в независимые положения уже как самостоятельный звук. Именно в этих говорах и существует теперь особый звук ф , противопоставленный в .

Во второй же группе говоров, в которой звук ф не мог возникнуть на своей почве в силу отсутствия губно-зубного в , он не мог укрепиться и в независимом положении, в частности в заимствованных словах. Поэтому такие говоры до сих пор не знают особого звука ф , заменяя его или сочетанием хв , или звуком х . Это явление характерно для южновеликорусского наречия.

Наконец, в области фонетики следует отметить еще одну, свойственную большинству северновеликорусских говоров черту — изменение сочетаний согласных бм и дн соответственно в м и н долгие ( м̄ , н̄ ). Такому изменению данные сочетания могут подвергнуться потому, что между звуками б и м , как и между д и н , есть только одна разница: первые звуки ( б , д ) произносятся при поднятой небной занавеске, закрывающей проход воздуха в полость носа, а вторые — при опущенной, открывающей проход воздуха в эту полость. Иначе говоря, б и д отличаются соответственно от м и н лишь отсутствием назализации, носового произношения. Достаточно небной занавеске опуститься немного раньше, чем это необходимо для произношения б и д , чтобы на месте б и д также возникли звуки м и н . А так как сочетания бм и дн произносятся при одной артикуляции органов речи (одним смыканием и одним размыканием губ, а не двумя для двух звуков), то более раннее опускание небной занавески вполне возможно. Именно в силу сказанного и наблюдается произношение ом̄а́н вместо «обман», ом̄’е́р’ил вместо «обмерил», ом̄а́зал вместо «обмазал», ла́н̄о вместо «ладно», в’и́н̄о вместо «видно» и т. д. Это типичная черта многих северновеликорусских говоров.

Среди морфологических особенностей, присущих большинству северновеликорусских говоров, можно назвать образование формы творительного падежа множественного числа существительных, прилагательных и некоторых местоимений. Если в русском литературном языке она образуется с окончанием ‑ми ( рука́м’и , б’е́лым’и , на́м’и ), то такая форма известна лишь в части северновеликорусских говоров (например, во Владимирско-Поволжских); большинству же этих говоров присущи иные формы творительного падежа множественного числа. Во-первых, в них в этом падеже широко распространена форма, равная форме дательного падежа множественного числа: наряду к рука́м , к бол’шы́м сапога́м , к нам говорят с рука́м , пол’а́ под ном’ера́м , ку́р’ица с цыпл’а́там , с нам [24] Следует сказать, что северновеликорусским говорам вообще свойственно такое совпадение форм нескольких падежей в одной. Ср. в единственном числе: от избы , к избы , в избы . . Во-вторых, в северновеликорусских говорах есть форма творительного падежа множественного числа с окончанием ‑ма : с нога́ма , с у́мныма люд’а́ма , с ва́ма . По происхождению ‑ма — это окончание дательного-творительного падежа двойственного числа древнерусского языка. Когда двойственное число было в русском языке утрачено, форма дательного-творительного падежа сохранилась в северновеликорусских говорах как реликтовая и укрепилась в новом значении.