Леонид Аринштейн - Пушкин - «Когда Потемкину в потемках…». По следам «Непричесанной биографии»

…

(VI, 42–44)

Пушкин очень быстро почувствовал отношение к нему Анны и, возможно, преодолел бы свое мрачное настроение, если бы не еще одно обстоятельство: ухаживание за барышнями по неписаным законам усадебной этики означало в то время только одно – обязательство жениться. Нарушить это, тем более учитывая дружеские отношения с Осиповой, было невозможно, а женитьба, пусть даже на умной и милой девушке из псковского захолустья, никак не входила в планы Пушкина.

(II, 457)

Сложилась необычная для Пушкина ситуация, когда не он добивался благосклонности девушки, а она влюбилась в него без памяти.

Размышления над этой новой для него моделью любовного опыта составили содержание четвертой главы «Онегина», к работе над которой он приступил тогда же – осенью 1824 г. Начало этих размышлений заняло семь строф, представлявших обобщенную историю его отношений с женщинами с самых юных лет:

(VI, 591) —

и завершавшихся утверждением, что женщины в принципе не способны любить:

(VI, 593)

Всё это Пушкин затем сократил до одной строфы, обозначив ее «I.II.III.IV.V.VI.VII», и открыл ее иронической констатацией прописной, но оттого не менее горькой истины:

(VI, 75)

Пушкин счел нужным сохранить в окончательном тексте анализ того состояния пониженного жизненного тонуса, в котором он тогда находился. И даже пояснил в письме к Вяземскому, что хотя в четвертой главе идет речь об Онегине, в ней описана его собственная жизнь в Михайловском («В 4-ой песни Онегина я изобразил свою жизнь…» – XIII, 280):

(VI, 76)

Сохранил он и строфу, в которой угадывается отзвук любовных сцен, возможно относящихся к его тригорскому опыту:

(VI, 76)

Наконец, в той же примечательной главе нашло свой выход всё, что занимало тогда его мысли и что он, разумеется, никогда не позволил бы себе сказать Анне Николаевне в прямой форме:

(VI, 78)

Но…

…

…

(VI, 79)

Близкие к этим стихам поучающие нотки звучат и в посвященном Анне стихотворении, написанном зимой 1824/25 г. то ли ко дню рождения 10 декабря, то ли к именинам 3 февраля. Само стихотворение – Пушкин называл его «мой дидактический, благоразумный стих» – выдержано, разумеется, в гораздо более мягком и приличествующем случаю тоне:

(II, 383)

Между тем, природа брала свое, и если потребность в любви возвращалась к Пушкину довольно медленно, то потребность в сексе проявилась очень скоро. Склонный, как мы имели случай заметить, к простым решениям, не требовавшим ни утомительных перипетий любовной игры, ни брачных обязательств, Пушкин обратил свой взор на крестьянок, среди которых обнаружилась очень милая девятнадцатилетняя девушка – Ольга Калашникова, дочь Михайловского старосты, выполнявшая роль горничной в господском доме.