Виктор Шнирельман - Арийский миф в современном мире

В 1990-х гг. Никитин, видимо, активно занимался самообразованием, в результате чего изменил свою трактовку целого ряда ключевых событий древней истории. Теперь он значительно смягчил свою позицию в отношении евреев и христианства и, похоже, с еще большей иронией стал относиться к неоязыческим мифам. Во всяком случае, герои его последующих книг нередко занимают в отношении их едва ли не диаметральные позиции. Все это затрудняет ясное понимание авторского отношения к соответствующим построениям. Как бы то ни было, автор не расстается с великим «славяно-арийским» мифом, в том или ином виде постоянно присутствующим в его произведениях. Речь там идет и о «скифских» предках славян, и о «вожде тавроскифов» Ахилле, якобы участвовавшем в Троянской войне, и о «походах предков на фараоновский Египет», и о якобы «славянском вожде» Аттиле, и о русах как первом народе на земле, давшем жизнь всем другим народам, и об их «едином боге Трояне», и, конечно же, об «арийских предках» (Никитин 1996а. Т. 1: 19–20, 42–44; Т. 2: 180, 207–208, 271–272, 286; 1996б, 1997). Разумеется, упоминается и «ветвь русов», осевшая в Палестине и построившая древнейшие местные города; звучат уже известные нам кодовые названия «Еруслан», «Сиян-гора»; утверждается, что Назарет был исконным «славянским городом» (Никитин 1996а. Т. 2: 207), из чего делается вывод о славянстве Иисуса Христа (Никитин 1996а. Т. 2: 393).

Важно, что в одном из произведений Никитина раскрывается та особенность языческих верований, которой так дорожат современные неоязычники, противопоставляя это христианству. Ведь дохристианские боги отличались силой и мужеством, они никогда не дали бы себя в обиду. А христианство, как и учение Яхве, не забывает добавить Никитин, воспитывает своих последователей в покорности, заставляет терпеть издевки и оскорбления (Никитин 1996а. Т. 1: 24). Кроме того, язычество отличается веротерпимостью, а христианство ни при каких условиях не признает других религий (Никитин 1996а. Т. 2: 86–88).

Все же теперь Никитин готов видеть не только отрицательные, но и положительные стороны христианства. По-прежнему обвиняя христианство в уничтожении «богатой языческой книжной традиции», он признает, что оно делает мир единым и «убирает стены между народами». Мало того, теперь проблема христианизации напрямую увязывается с деятельностью византийцев, а вопрос о евреях полностью снимается (Никитин 1996а. Т. 1: 145; Т. 2: 301–302). Никитин идет и еще дальше, устами раввина выдвигая версию о том, что не фарисеи, а саддукеи приговорили Христа к смерти, причем это произошло против воли большинства – народ якобы ненавидел саддукеев и впоследствии жестоко с ними расправился (Никитин 1996а. Т. 1: 153–156). Конечно, эта версия Никитина искусственна, в особенности когда она пытается убедить читателя в том, что большинство иудеев и даже часть фарисеев одобряли Христа и соглашались с ним. Однако сама по себе попытка снять с иудеев обвинение в убийстве Христа показательна.

Правда, в новом романе Никитина вновь всплывает обвинение князя Владимира в его якобы «жидовском» происхождении от рабыни Малки. Однако это тут же оборачивается в его пользу одним из бояр, который, видя в иудеях злейших врагов христиан, считает их естественными союзниками славян-язычников (Никитин 1996а. Т. 2: 85–87). Кроме того, автор пытается показать, что обвинение «хазар-жидов» в стремлении протащить на Русь якобы свою христианскую религию не имеет оснований и вызвано исключительно политическими соображениями и борьбой партий в Киеве (Никитин 1996а. Т. 2: 89, 393–394).

Все же Никитин по-прежнему воспроизводит стереотип, согласно которому иудеи будто бы отказывались считать все другие народы людьми, презирали их и полагали, что поведение с ними может быть свободным от каких-либо моральных норм, ибо они – «гои, недочеловеки». Впрочем, он же показывает, что на практике их взаимоотношения со славянами складывались скорее вопреки этому стереотипу, чем слепо следовали ему (Никитин 1996а. Т. 2: 99; 1996б: 204). Мало того, автор демонстрирует, что именно князь Владимир цинично поступил с киевскими евреями, позволив своим воинам перебить их беднейшую часть и сохранив жизнь богатым, чтобы они снабжали его деньгами (Никитин 1996а. Т. 2: 406). Впрочем, столь же цинично и даже кощунственно Владимир в романе автора расправляется со славянскими святынями, и, возможно, все это должно подчеркнуть весьма неприглядный лик христианства.

В романах Никитина ярко представлена контроверза, с которой постоянно сталкиваются и которую никак не могут разрешить многие националисты. Действительно, юному народу как будто бы бывает легче преодолеть все препятствия на своем пути, одерживать победы над престарелыми врагами и с уверенностью глядеть в будущее. Однако, чтобы достичь самоуважения и заслужить уважение со стороны соседей, необходимо иметь славных древних предков-культуртрегеров и уходящую глубоко в прошлое историю (Никитин 1996а. Т. 1: 84, 282–283; Т. 2: 209). Поэтому выбор того, считать ли себя «молодым» или «старым» народом, оказывается непростым. Впрочем, похоже, сам Никитин скептически относится к попыткам решать насущные современные проблемы ссылками на такого рода исторические аргументы. Он вкладывает в уста князя Владимира слова о том, что никакая богатая история не в силах заменить умение трудиться и эффективно решать стоящие перед обществом проблемы. Ведь историю изменить нельзя, и только будущее зависит от нас самих (Никитин 1996а. Т. 2: 256).