Гэбриэл Вайнер - Революционный метод быстрого изучения любого иностранного языка

Любое усилие, которое вы приложите сейчас, ускорит весь ваш последующий путь. Кроме того, вы точно сможете говорить на этом языке с его носителями, вместо того чтобы при первой же возможности переходить на родной.

На первый взгляд слова — это очень просто. Мы показываем на мохнатое животное и даем ему имя. Собака. Так начинается слово.

Но это только часть всей истории. В предыдущей главе мы говорили о том, как слышать звуки языка, но мы еще не поняли, как слышать его музыку. А это необходимо, потому что наша цель — беглость. Мы хотим выражать свои мысли, не задумываясь о грамматике или переводе, а ключ к этой способности лежит в глубине каждого слова. Если научиться слышать, можно услышать в нем тихую симфонию.

В этой главе вы найдете все необходимые инструменты, чтобы услышать эту симфонию. Эти инструменты расскажут вам, о чем думают французы, когда говорят déjeuner (завтрак), и снабдят вас грамматическими инструментами, чтобы вы и сами могли говорить о déjeuner, когда будете готовы. Мы обсудим, какие слова учить первыми и как их быстрее выучить. Вы научитесь с самого начала избегать мысленных переводов и думать на новом языке.

Так что же прячется за поверхностью наших слов?

Всякое слово в нашем мозгу содержит каждую нейронную сеть, с которой оно когда-либо было связано. В «собаке» в вашем уме есть немного от каждой собаки, которую вы когда-либо видели, слышали или о которой читали. Тысячи переживаний, разные у каждого из нас, соединены в этом слове, и тем не менее, когда мы говорим «собака», наш мозг работает примерно одинаково.

Слова — это наш общий мозг. Собравшись вместе, мы показываем на все, что есть в мире, и называем это словами, пока наши умы не настроятся друг на друга, образовав такой огромный оркестр, что скрипачка из Лос-Анджелеса может не услышать виолончелиста из Пенсильвании, но все же мы все вместе играем совершенную музыку, отбиваем совершенный ритм. Слово — невероятная штука.

И это не значит, что аккорды, которые мы играем, просты: в них тысячи нот, они соединяют правописание с произношением и грамматикой. Самая низкая нота — это грамматика: мы с вами никогда не скажем «этот собак», хотя говорим «этот хомяк». Это грамматика собаки, и она звучит в нашем мозге низким, вибрирующим тоном виолончели.

Звук и написание, конечно, тоже принимают участие в оркестре. Наверное, это духовая секция, и ее мощный звук велит нам, не задумываясь о причинах, говорить «сабака», хотя мы пишем «собака».

Значение — это мелодия, и это не простая песенка. Это какофония образов, историй и ассоциирующихся с этим словом других слов. Я могу показать на милый маленький комочек шерсти и сказать «собака», и вы согласитесь. «Да, — скажете вы. — Это собака». А потом я могу показать на огромного ньюфаундленда и сказать «собака», и вы снова согласитесь. Я даже могу сказать: «Вся собачья преданность в ее глазах», — и вы будете опять согласны, хотя собственно собаки в разговоре даже не было.

Помимо двух десятков определений собаки есть еще огромное количество родственных слов. Когда мозг воспринимает слово «собака», тысячи этих слов приходят в боевую готовность, и десять тысяч других слов, не относящихся к собаке, отходят в отступление. Собака лает , но она не кричит и не орет. Вы можете плавать по-собачьи, но не есть по-собачьи, даже если это очень большой и вкусный бутерброд. Слова соединяются автоматически, и вы инстинктивно чувствуете, какие подходят друг другу, а какие — нет.

Все эти составляющие — звучание, написание, грамматика, значение и связанные слова — образуют огромную симфонию, которая называется «собака». И в ту секунду, когда я говорю вам, что «собака» по-английски — dog, в эту симфонию врывается посторонний, звучащий не в лад, звук горна. Ррррруаааааааааа.

Вы можете говорить бегло, потому что слова складываются вместе автоматически. Когда вы думаете «собака», в ту же секунду вспоминаете тысячи других слов, которые могут продолжить ваш рассказ. Ваша собака может скулить, лаять или спасти упавшего в колодец знакомого. В это слово встроены многослойные воспоминания и опыт — и все это мгновенно теряется, если перевести слово на другой язык.