Виктор Боченков - По голгофским русским пригоркам. Статьи о писателях

Как без них?

Поэта не подвело умение схватить весь образ и всю суть в их целостности.

Достоевский пишет об Аввакуме и «подкопытном», то есть сыром и живом, языке, который имеет полное право быть в литературе. Если дети его не знают, то они обделены, лишены богатого «материала», особенно значимого наследства. И Смеляков упоминает: «Ты шёл на разбитых копытах», а в следующей строке говорит о «кострах староверов».

Это так совпало?

Возможно. Других совпадений и параллелей по ключевым словам с «Дневником писателя» почти нет. Не упоминаются у Достоевского рязанские женщины, колыбель, кабак, ямщик с чаркой, Кольцов и Курбский, татарский и немецкий языки… Но говорится о том, что не надо бояться языка простонародья, что со школы нужно «заучивать наизусть памятники нашего слова, с наших древних времён – из летописей, из былин и даже из церковнославянского языка, – и именно наизусть, невзирая даже на ретроградство заучивания наизусть». Язык «надо непременно ещё с детства перенимать… от русских нянек, по примеру Арины Родионовны». Только потом переходить к иностранному. А оттуда уже «мы невидимо возьмём тогда несколько чуждых нашему языку форм и согласим их, тоже невидимо и невольно, с формами нашей мысли – и тем расширим её». «Существует один знаменательный факт, – продолжает Достоевский, – мы, на нашем ещё не устроенном и молодом языке, можем передавать глубочайшие формы духа и мысли европейских языков: европейские поэты и мыслители все переводимы и передаваемы по-русски, а иные переведены уже в совершенстве». А вот перевести Гоголя, Пушкина, Аввакума с русского на иностранный едва ли возможно без потерь именно того духовного пласта, стоящего за словом. И далее следует та цитата, с которой я и начал говорить об этой статье из «Дневника писателя», о переводе именно Аввакума, о всеобъемлющем духе языка, который считается «подкопытным»…

У Достоевского и Смелякова – одна идея о языке, его живом духе и характере, народных истоках, о его восприимчивости к иноземным заимствованиям и способности верно и точно передать чужую мысль, о необходимости именно с детства, с колыбели, впитать и осознать ту живую суть, что стоит за словесной формой, «телом» мысли, её «оболочкой», как выразился писатель. Она изложена разными средствами. Поэт, и это естественно, упоминает о недавней войне. Я не дерзну заявить с уверенностью, что «Русский язык» навеян именно «Дневником писателя» и конкретной его статьёй. В 1958 году Ярослав Смеляков «с тайной жаждой новых строк» приехал по писательской командировке в Сибирь. По дощатым ещё тротуарам старой части города Братска он вышел к башне старого острога, где был когда-то заточён протопоп Аввакум.

Эта встреча с прошлым снова навела поэта на раздумья о языке как выражении человеческого и национального духа. «Русский язык» был начат в 1945-м, завершён окончательно тоже в 1966-м, как и только что процитированное стихотворение «Один день». Оно состоит из нескольких частей, вторая целиком посвящена Аввакуму. Поэт словно бы ощутил себя его современником.

Удивительно близки сами мысли разных произведений – статьи Фёдора Достоевского и стихотворений Ярослава Смелякова.