Дмитрий Новокшонов - Речь против языка

Участники семинара были тогда совсем молодыми, и, в сущности, вся их научная биография сложилась под знаком лета 1953 г. (5 марта 1953 г. умер И.В. Сталин.) Семинар продолжался два месяца. В результате этой двухмесячной беседы удалось прийти к некоторому соглашению относительно теоретических основ психолингвистических исследований и путей дальнейшей разработки соответствующих проблем… После 1954 г. психолингвистика развивалась весьма неровно и, можно сказать, пережила значительные потрясения.

Главная угроза психолингвистике в ее «традиционном» обличье исходила от группы молодых психологов и лингвистов, вдохновителем которых явился, с одной стороны, Дж. Миллер, прославившийся своей книгой «Язык и коммуникация», с другой – Ноэм Хомский, дебютировавший в 1955 г. диссертацией [295]о трансформационном [296]анализе [297], а в 1957 г. выпустивший в гаагском издательстве Mouton свою первую большую книгу «Синтаксические структуры». В результате создалось два параллельных, причем враждующих, психолингвистических направления. Новое опиралось уже не на де-скриптивизм [298]в его классической форме, а на трансформационную лингвистику, не на бихевиоризм [299]осгудовского [300]толка, в сущности, представляющий человека как пассивный [301]накопитель внешней информации [302], а на более современные течения в психологии, делающие упор на тезисы о целостности речевой (и вообще психической) организации человека и об активности [303]организма [304]по отношению к окружающей среде (примеч. dxiii).

Таким образом, психолингвистики как единого учения не существует. Она представляет собой нечто состоящее из двух противоположностей, как если бы существовало учение, состоящее из химии и алхимии, астрологии и астрономии, причем научная составляющая в ней со дня создания стремительно уменьшалась и к началу XXI в. приблизилась к «психологическому минимуму» [305], [306]. Психолингвистика настолько же далека от первой из наук на планете Земля – классической филологии, насколько классическая филология далека от советской психологии, похоронившей свою русскую предшественницу.

Чарующую притягательность психолингвистики для невежд обеспечивает обилие мутных греко-латинских корней. Психолингвистика похожа на полуученую игру в ученость в духе Средних веков; где здесь благоговейное отношение к слову переходит в богохульное, пока еще можно говорить предметно. В основе лингвопсихомастерства лежит размножение малопонятных новых слов (терминов) для описания несуществующего, пустоты, ничто, незнания, с одной стороны, и проявления этого незнания в человеческом я – с другой.

Например, одним из наиболее распространенных терминов психолингвистики является «дискурс». Слово «дискурс» Н.Д. Арутюнова объяснила как «речь, погруженную в жизнь» [307]. В латыни discursus – бестолковое беганье-мельтешенье туда-сюда, по кругу. М.Л. Гаспаров переводил дискурс словом «говорильня» (примеч. dxiv). Дискурс – это болтовня, толковиoе. По этому поводу троллил (шутил) А.В. Суворов: «В кабинете врут, а в поле бьют» (примеч. dxv).

Такой расклад совершенно не устраивает ученых, занятых производством ощутимых материальных ценностей. Их недовольство выразил металлург Ю.И. Мухин:

Можно назвать их и партией макакавки. То, что никто не знает, что это такое, – неважно. Сами сторонники макакавки тоже не знают, что это. Главное – убедить обывателя в том, что если он будет иметь настоящую макакавку, то станет богатым и счастливым, ничего не делая. Нужно уверить обывателя, что именно этих людей требуется пустить к корыту, так как именно они имеют самую лучшую макакавку в мире (примеч. dxvi).

Несправедливость Мухина к говорливым коллегам [308]также вызвана слабыми познаниями в классической филологии. Этот пробел необходимо восполнить.

Лев Выготский строил научную секту [309]не один. Организованная группа лиц, помогавшая вождю, получила среди ученых прозвище «круга Выготского». Это была

система неформальных личных связей ученых, объединенных Л.С. Выготским и А.Р. Лурией. В группу входили психологи, педагоги, психиатры, физиологи и неврологи преимущественно из Москвы, Ленинграда и Харькова. Участниками круга на его периферии [с краю, на отшибе] были также и кинорежиссер С.М. Эйзенштейн и немецко-американские психологи К. Левин и К. Коффка. В разное время «круг» включал в себя более 40 научных, медицинских и партийно-административных работников, а также деятелей образования и культуры (примеч. dxvii).