Валерий Бондаренко - Юность длиною в сто лет. Читаем про себя. Молодежь в литературе XVIII – середины XIX века. 52 произведения про нас (с рисунками автора)

«Проходящие реже начали мелькать, улица становилась тише; красавица оглянулась, и ему показалось, как будто легкая улыбка сверкнула на губах ее. Он весь задрожал и не верил своим глазам. Нет, это фонарь обманчивым светом своим выразил на лице ее подобие улыбки; нет, это собственные мечты смеются над ним».

Нет, господа, что ни говорите, а Гоголь в нашей жизни неистребим! Его комедия всегда актуальна у нас, хотя уж как только ей не вырывали зубы и когти, апеллируя (в советские времена) лишь к «проклятому царскому прошлому». Увы, ее и сегодня многие воспринимают как музейный экспонат, как действо о России времен Николая I. (Первая редакция 1836 г.)

Тогда комедия повергла зрителей в замешательство: в зале лишь сам царь покатывался со смеху (умный был человек!), но и он после сказал: «Всем досталось в ней, а мне больше других!» [14] По версии О. Елисеевой, царь угадал, что в своем бреду фантазий Хлестаков пародирует самого Николая, черты его характера и эпизоды из его жизни. Император не обиделся, потому что, вступив на престол, занялся жестким самовоспитанием. Таким образом, для царя Хлестаков – тот человек, которого Николай силой воли в себе победил. . Сановники рангом пониже – да что там: все продернутые автором сословия – обиделись до такой степени, что во время московской премьеры занавес опустился при абсолютной тишине: публика молчала, ведь царя, подававшего в Питере знак аплодировать, в зале не было. Гоголь жаловался: «Чиновники пожилые и почтенные кричат, что для меня нет ничего святого, когда я дерзнул так говорить о служащих людях. Полицейские против меня, купцы против меня, литераторы против меня… Теперь я вижу, что значит быть комическим писателем. Малейший признак истины – и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия».

Конечно, автор создал гениальную сатиру на современные ему порядки. «В „Ревизоре“ я решился собрать в одну кучу всё дурное в России, какое я тогда знал, все несправедливости, какие делаются в тех местах и в тех случаях, где больше всего требуется от человека справедливости, и за одним разом посмеяться над всем», – делился замыслом Гоголь. И в общем, изменились моды, язык, несколько раз за полторы сотни лет менялся строй в нашей державе, а порядки – увы, они так узнаваемы!..

Между тем «Ревизор» интересен не только всегдашней (и досадной!) своей «злободневностью». Он задает загадки и простому читателю, и искушенному критику. Ну, в самом деле, как так вышло, что самую острую сатиру для сцены на русском языке написал человек, от политики очень далекий, а по убеждениям для николаевской системы вполне даже «свой»? Или: гениальное новаторство Гоголя в том уже, что многоопытного Городничего обставляет (сам того не желая и не ведая!) препустейший до звонкой наивности человечек! Или вот: что за черт сидит в этом самом «препустейшем» Хлестакове? Ведь можно увидеть в нем… пародию на поэта, в котором вдохновение загорается, будто лампочка – от внешнего воздействия, от встречи с любой темой. «Уж не пародия ли он» (отчасти) аж на самого Пушкина, который был одним из авторов сюжета «ревизора поневоле»?!.. А кто-то (и не раз это было!) увидел в Хлестакове самого дьявола, который играет, «водит» всю уездную камарилью – чтобы бог (в лице настоящего ревизора) в конце покарал порок внезапно и показательно…

Ну, и конечно, всем уже на премьере стало ясно: Гоголь не уездную нечисть продернул лишь, но создал модель «русиянской» государственности в целом. (Это и царь – помним? – отметил…) Таковы лишь некоторые истолкования смысла гоголевского творения!

А вам какое ближе? Какое из них интересней?..

«А р т е м и й Ф и л и п п о в и ч. О! насчет врачевания мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры:… лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет».

«Г о р о д н и ч и й. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально… только, знаете, в таком месте неприлично…»

«Х л е с т а к о в. Я всякий день на балах. Там у нас и вист свой составился: министр иностранных дел, французский посланник, английский, немецкий посланник и я. И уж так уморишься играя, что просто ни на что не похоже. Как взбежишь по лестнице к себе на четвертый этаж – скажешь только кухарке: «На, Маврушка, шинель…» Что ж я вру – я и позабыл, что живу в бельэтаже».